Цивилизация
Сравнивать зрелищность церемоний разных стран бессмысленно: они все грандиозны, и оценка в конечном счете будет зависеть от того, какое чувство к родине у зрителя сильнее, любовь или обида, и насколько этими чувствами управляют комплексы и стереотипы. У меня глаза слезились от всех четырех церемоний, но открытие в Сочи показалось самым живым и честным.
Сверять ощущения с друзьями из социальных сетей быстро расхотелось. Они разделились на два лагеря: в одном издевались над спящим Медведевым, опущенными девяностыми и нулевыми, улыбающимся Безруковым, нераскрывшимся олимпийским кольцом, тройкой талисманов-мутантов и забавными совпадениями. Как-то так вышло, что почти все флагоносцы — доверенные лица Путина, а почти все факелоносцы — члены «Единой России».
Во втором лагере смогли разглядеть за всем этим неизбежным олимпийским единством страны и государства что-то настоящее и важное. И пережили — кто-то молча, а кто-то вспыльчиво — оскорбление своих искренних чувств. При этом стало кристально ясно: никаких фундаментальных различий между этими двумя лагерями нет.
Напротив, есть сильный всероссийский магнит — отчаяние от того, что страна не такая, какой заслужила быть.
Но вокруг депрессии национальную идею, кажется, не построить. Поэтому церемония предложила этому всеобщему отчаянию альтернативу — всеобщую же волю к жизни. Но об этом — позже, сейчас — об отличиях от Лондона, Ванкувера и Пекина.
Итак, церемонии несравнимы, но есть определенные обязательные дисциплины, в которых они все должны состязаться. И за исполнение этих элементов вполне правомерно выставлять оценки.
Первое испытание — телевизионный видеоролик, прелюдия к открытию. Ярче всех из иностранцев здесь выступили британцы: доверили фильм режиссеру Дэнни Бойлу, и тот снял свой фирменный экшн-трип — стремительный пролет над Темзой мимо символов британской культуры. Одним из этих символов стал знаменитый английский юмор: в Лондон кроме зрителей и спортсменов в фильме стремилась организованная делегация важных гусей, потомков спасителей Рима. Полет у Бойла получился не совсем нормальным — то кислотным, то пасторальным.
Россия в этом состязании сделала ставку не на динамику и юмор, а на свой язык и наследие: в красивейшем слайд-шоу появлялись буквы азбуки, а рядом с ними — исторические свершения, культурные достижения и имена великих. «Д» — Достоевский, «Ё» — ёжик в тумане, «Л» — луноход.
Следующий ритуал — вынос национального флага на арену. В Пекине 2008 и Лондоне 2012 эта честь досталась военным; в Ванкувере 2010 — знаменитой канадской полиции, красным мундирам. В Сочи к началу трансляции флаг уже был поднят, и вместо военных или полиции на стадионе появились волонтеры в светящихся белых, синих и красных костюмах. Он исполнили сложнейший, как на военном параде, номер: выстраивались так, что сверкающий флаг то развевался на ветру, то замирал неподвижно. Не обошлось без ошибок: кто-то из волонтеров «погас» и перепутал место.
Неточности исполнения обязательно идут в командный зачет, и относиться к этому нужно спокойно. У китайцев тоже гасли светящиеся барабаны, у англичан лопались воздушные шары. Канадцы прошли дистанцию чище всех, но, будь мы их соотечественниками, мы бы тоже нашли к чему придраться. Факелоносцы в этой стране тоже катались с олимпийским огнем на собачьих упряжках, доске для серфинга и тяжелых грузовиках. Да и сами факелы у нас похожи как две капли воды.
Какие-то сюжетные ходы неизбежно кочуют из одной церемонии в другую. На всех четырех стадионах из-под земли вырастали колонны: в Китае это были небесные столбы, в Канаде — идолы местных племен, в Англии — трубы индустриализации, в России — античные опоры петербургских дворцов.
Во всех странах на стадионе выпускали голубя мира. В Пекине птиц показывали руками девушки — и простые движения повторял вслед за ними весь 90-тысячный стадион. В Ванкувере компьютерные голуби вознеслись в небо во время исполнения песни Леонарда Коэна «Hallelujah». В Лондоне птиц сыграли фосфоресцирующие велосипедисты. В Сочи — балерины, следом за которыми на английский манер выкатили светящиеся спортсмены на роликовых коньках.
Музыкальные номер — та дисциплина, в которой Китай и Россия несколько уступили западным странам.
Национальный гимн, исполненный хором Сретенского монастыря, и олимпийский, исполненный Анной Нетребко, как показательные номера, (пере)оценить невозможно. В остальных случаях было заметно фундаментальное различие: европейская и американская церемонии были концертами, русская и азиатская — чем-то средним между парадом и театром. На Западе пели «Satisfaction» и «Hallelujah», на Востоке не обнаружилось ничего, что было бы столь же понятным многомиллиардной аудитории. Зато возобладало чувство вкуса и такта: обошлось без Аллы Пугачевой и военной «Катюши».
Церемония в Сочи вообще оказалась, как ни странно, самой деликатной.
Во-первых, она шла на полтора часа меньше прочих (в случае с летними Играми это отчасти можно списать на количество спортсменов), во-вторых, всех зрителей наверняка удивило изображение Великой Отечественной войны. Конечно, использовать в открытии сцены войн запрещено по хартии. Однако британцы в 2012-м вспоминали о Первой мировой минут пять. Эти от силы тридцать секунд, которые Россия посвятила своей главной войне, прозвучали очень емко и достойно. Неожиданнее была только революционная инсталляция: люди падали на землю прямо посреди танца, а восставали в форме крестов. Та же Британия перелистнула спорные страницы своей истории — колониализм — с гораздо меньшим трепетом. Просто отдала дань уважения всем людям во всем мире, кто боролся против нее за свои права и за свой суверенитет.
Чувство вкуса подвело церемонию в Сочи всего один раз, когда на сцене появились гигантские звери-талисманы Олимпиады.
Все, что о них стоит знать, уже сказано вашими друзьями в социальных сетях. Любые зверушки и человечки, которым в последнее десятилетие доводилось становиться символами Игр, — верх мерчандайзингового безвкусия. Другое дело, что ни в Пекине, ни в Ванкувере, ни в Лондоне их попросту не выпустили на арену. В Сочи же выпустили: и различие между новым Мишкой и cоветским, образца 1980 года, надолго останется символом нашей эстетической (а она лишь симптом многих других) деградации. Справедливости ради, чувство вкуса изменило и Британии, изобразившей на стадионе гигантского кукольного вида младенца под светящимся одеялом. А вот Канада придумала огромную и трогательную северную медведицу, и та напомнила маму из советского мультфильма «Умка».
Другой важный параметр сравнения церемоний — то, насколько страны-хозяйки замкнуты в себе.
В британском сюжете нашлось место не только Шекспиру и Джоан Роулинг, но и сценам из голливудского «Титаника» и мультфильма WALL-E. Парящий над золотым полем грустный канадский юноша — сэлинджеровский Холден из «Над пропастью во ржи». Китайцы включили в церемонию зажжения огня видео олимпийской эстафеты со всего мира, в том числе из Санкт-Петербурга. Мы пока главные интроверты: ни одной страны, кроме России, в художественном шоу-церемонии просто не существовало.
Зато мы разделили с британцами первое место по уровню самоиронии.
Послевоенное время в сценарии церемонии — маленький фильм Гайдая, в который каким-то образом проникли стиляги и дядя Степа (Николай Валуев). Таки будем его теперь звать: дядя Степа Николай.
Русский юмор есть и в композиции спектакля: с корабля (Петра I) мы сразу попадаем на бал (Наташи Ростовой), а оттуда — под бронепоезд революции.
Ролик, в котором русскую цивилизацию сообща строят Машков, Безруков, Пореченков, Емельяненко, Сукачев и Михалков, — нервная хохма для своих, но абсолютный блокбастер для иностранцев и уж точно лучшее телевизионное сопровождение Олимпиад последних лет. В Британии тем же способом пафос сбивал Роуэн Аткинсон, пародировавший известную сцену из «Огненных колесниц».
Интересно, что две западные страны в своих программах сделали акценты на современной культуре: у канадцев пела Нелли Фуртадо, у англичан вообще состоялся целый рок-концерт с элементами колыбельной и подростковым рейвом.
Пекин и Сочи предложили миру более консервативные представления: восточный театр в первом случае и классический балет — во втором.
И только в кульминации церемоний — зажжении огня — все нации оказались равны. Эти секунды триумфа человеческих духа и воли вообще сложно чем-то испортить. Можно заметить, что российские факелоносцы на сцене были чуть более одинокими. Организаторы шоу, преуспев в массовых номерах и компьютерных спецэффектах, не совсем поняли, что делать с отдельными людьми. При известном желании из этого наблюдения можно вывести и другое: частная судьба что в России, что в Китае, этом муравейнике с высшим разумом, ценится не особо высоко. Но такие мнения возвращают нас к спорам о любви, стыде, комплексах и стереотипах. Лучше в эти недели обойтись без них, а просто подытожить.
Китайцы, изобретатели пороха и сложнейшей системы письменности, показали на своем открытии самый невероятный фейерверк и утвердили в качестве национальной идеи каллиграфию — стремление делать все безупречно, слаженно, вместе.
Церемония канадцев, изобретателей мультикультурализма, стала примером самой искренней дружбы народов и самого трепетного отношения к своей суровой северной природе.
Британцы, изобретатели современной поп-культуры, показали самый грандиозный рок-концерт, со свойственной им обманчивой самоиронией объяснив всему миру: мы больше не правим морями, но всегда будем править умами вашей молодежи.
Русские, изобретатели исторического фатализма, рассказали самую красивую историю о воле к жизни, о мистической борьбе рока и надежды, вечной диалектике страданий и идеализма.
Официальной риторикой властей в разговорах о предназначении Олимпиады с подачи президента стало знаменитое заклинание о том, что Сочи строится, чтобы встряхнуть всю страну. По поводу этих слов можно было бесконечно ерничать: встряхнуть нас хотят или во всех смыслах слова потрясти?
Но то, что история России между XXII летней и XXII зимней Олимпиадами в итоге оказалась выведена за скобки, сегодня кажется самым верным решением церемонии. Сам календарь Игр подсказывает, что эти магические 33 года между — столько у нас принято лежать на печи перед подвигом — для России были осенью. В классическом пушкинском понимании этого времени года: «унылая пора — очей очарованье — пышное природы увяданье — и редкий солнца луч — и отдаленные седой зимы угрозы».
В такое время сложно собраться с мыслями, а не то что всем вместе.
Поэтому церемония закончилась совершенно другим символом — долгожданной победой рождаемости над смертностью. Детские коляски на стадионе — метафора жизни с чистого листа.
Витальность, или, грубее, живучесть, пожалуй, всегда была нашим главным историческим свойством. Если после Олимпиады вдруг возникнет всеобщая воля превратить человечью живучесть в человеческую жизнь, то #спасибоПутинузаэто.
