Цивилизация
18 января [1942 года]. Воскресенье
С утра пошел в баню. Раздевался там же, где и мылся. Темно, холодно, но есть горячая вода. Сразу почувствовал облегчение. Накануне ночью спал плохо. Беспокоило сердце — резкие перебои.
С 10 1/2 часов до 1 ч. дня был в больнице имени Володарского. Проверял работу, давал указания — отметил много недостатков. Продуктами питания трест столовых снабжает отвратительно. Полагающийся ассортимент не выдерживается, а питание для таких больных основной лечебный фактор. Хлеб отвратительного качества. Вечером доложил председателю исполкома. На завтра вызывается директор треста [столовых] Чехов. С таким безобразием нужно кончать. Эти люди наконец должны понять, что значит питание в больнице в настоящих условиях.
Зашел в 245-е ясли. Просмотрел работу филиала раздаточного пункта, дал указания, направленные на ускорение раздачи. В этих же яслях ознакомился с постановкой дела развернутых мною 2-х интернатных групп.
Последние дни начали подбрасывать детей. Мы их забираем в эти группы. Хорошие малютки — они будут спасены и будут жить. В одеяльце одной девочки была пришита записка: «Звать Валька, воспитывать больше не могу. Пусть за все это ответит Гитлер».
Зашел к себе на квартиру. Пусто, холодно, жутко. Когда в ней вновь услышу голоса моих деток, Эльфуши, когда мы вновь будем вместе? А писем нет! В чем причина? Вечером пишу письмо в Новосибирск.
21 час 40 мин. Немцы пустили по району до 10 снарядов. Наша артиллерия отвечает.
20 января. Вторник. 22 ч. 30 м.
Электрического освещения нет. Комнату тускло освещает фонарь «летучая мышь». Писать трудно. Топится печурка. Накалена докрасна. Душкин сидит рядом и готовит материал восстановительных работ. Соколов у печки жует хлеб. Внезапно появился свет. Сразу стало радостнее. Как, живя в мирных условиях, мы часто не замечаем всех окружающих нас удобств. Мы привыкаем к ним. В настоящих условиях войны и осады города какое значение приобретают эти основные элементы быта.
Срочно кипятим воду, ибо ни чая, ни кофе — нет. Сахара или каких-либо других сладостей не видели уже больше месяца. Есть кусочек черного, с какой-то примесью, хлеба. Сейчас уничтожим. А как хотелось бы вкусно и сытно поесть! Хоть один только раз! Какое это, должно быть, удовольствие!
Сегодня провел два совещания. Первое в поликлинике — по вопросу налаживания и улучшения санитарного режима во вновь открытом стационаре, и второе — введение в яслях, по моей инициативе, четырехкратного питания. Поликлиника влачит жалкое существование. Все стекла выбиты и заделаны досками. Темно. Отопление печурками, которых установлено до 60. Света нет. Маленькие лампадки. Холодно, грязно. Новый главврач В. Гуревич — слаб. Рубинштейна с работы снял. Вот когда его отрицательная личность предстала во весь рост. Какой он гадкий, низкий человек. Трус и шкурник.
Спал сегодня плохо. Беспокоит сердце. Аритмия и одышка. Что это значит? Неужели признаки миодистрофии? Жутко! Что делать?
1 февраля. Воскресенье
Сегодня много ходил. С утра зашел в магазин и выкупил сахар 0,5 кило и 50 г масла (начал есть масло). После этого позавтракал. В 11 ч. утра открывал стационар для дистрофиков на 35 коек при фабрике «Красный водник». При настоящих условиях стационар получился прекрасный. Сколько слов благодарности было сказано всеми поступившими больными, которые этим мероприятием будут спасены от голодной смерти.
Не только у женщин, но и мужчин были на глазах слезы. Эти почти обреченные люди попали в чистое, светлое, теплое помещение из холодных, грязных квартир. Голодные, как звери, они набрасывались на достаточную по калорийности пищу, подбирая все крошки хлеба, они вылизывали тарелки, ложки и с жадностью глядели на тех, кто еще продолжал есть. Их скулы трещали, щеки разрумянились, глаза блестели. Обессиленные после еды, они свалились в постели и тупо смотрели по сторонам. Им трудно было все сразу, всю эту новую обстановку воспринять. Такое резкое изменение их быта они считали чудом.
Портфели прекратили свое существование. Их никто не носит. А если изредка кого-либо и встретишь с портфелем, он привязан на веревочке и перекинут через плечо, иначе тяжело носить. Так, без преувеличения, ослабли люди.
На что стали похожи врачи: Владимир Васильевич Кинжинков около 1–1 1/2 месяцев не умывался. Совершенно грязное лицо, черная, как голенище, шея, — с руками кочерга. Оброс длинной бородой. Он потерял во время одного из обстрелов жену и сестру.
Софья Львовна Рейхштейн — грязная шея и руки, грязная кофта. Из-под пальто на несколько сантиметров вылезает вата. Резко похудела и опустилась. У нее разбита снарядом квартира. Таких много. 3/II 1942 открываю для медицинских работников стационар. Врачей 10–15 прикрепляю на питание к столовой райкома. Нужно спасать этих людей. Нужно их подбодрить.
8 февраля. Воскресенье
Сегодня пешим порядком добрался до центра города. По пути зашел на Клинский и Сенной рынки. Если бы вновь приехавший в Ленинград сразу очутился на одном из этих рынков, он до мелочей воспроизвел бы жизнь осажденного города.
Продажи на деньги нет. Все обмен и только на продукты. Самовар — 2 кг хлеба, фотоаппарат «Фотокор» — 1/2 кг хлеба, часы — 5–6 кг хлеба, пачка папирос «Звездочка» — 100–150 г хлеба.
Шоколад обменивается отдельными дольками, сахар по 1–2 кусочка, табак на 2–3 закурки. На рынок выносят всякое барахло. Статуэтки, тряпье, ремни, валенки, старые сапоги, туфли, керосин (меняется только на продукты) и пр.
Торгуются до остервенения. Добавляют по 25–50 г хлеба. Начинает чувствоваться, что хлеб становится менее ценным. Ориентируются больше на продукты: крупу, сахар, масло и др. Это признак неплохой.
Как я добрался домой — не представляю. Ноги ныли, плечи болели, руки замерзли.
(…)
14 февраля. Суббота
Как приспосабливается человек. Враг бросает фугасные бомбы — человек прячется в бомбоубежище; начинается артиллерийский обстрел — человек прячется на необстреливаемой зоне или падает на землю; прекращена подача электротока — появились свечи, импровизированные светильники, различные растительные масла и пр.; не стало воды — приступили к таянию снега, использованию различных водоемов и пр.; не работает центральное отопление — отепляются железными печами, буржуйками, кирпичными лежанками; прекратились радиопередачи — информацию получаем через связных; прекратилась телефонная связь — установлена живая связь; не стало продуктов — пошли в ход дуранда, кожа, клей, казеин, целлюлоза, хлопок, кишки, конина, кошки, собаки, горчица и многое другое.
Городские бани — заменены дворовыми; парикмахерские — безопасными бритвами; трамваи и автобусы — санками; развлечения — работой. Все заменяется, ко всему приспосабливаются.
Человек борется за жизнь. Он хочет жить и не останавливается ни перед чем, вплоть до людоедства. Сильный побеждает, слабый погибает. Таков закон.
Время 12 ч. ночи. Только что закончил разработку плана для санитарно-бытовых комиссий домохозяйств. До этого хорошо помылся и выпил горячего чая. Чувство голода начинаю забывать. Питаюсь вполне удовлетворительно.
Заходил домой. Мамы не застал. Встретил ее в магазине, в очереди за 125 г мяса. Устроил для нее ежедневно 1/2 литра молока и 200 г каши. Нужно поддержать. Была у меня Груша. Дал ей справку на белый хлеб. Как она изменилась! Отекла. Ложусь спать с мыслью о моих милых, близких, родных.
Немцы почти в городе. В порту их уничтожено несколько десятков.
9 марта. Понедельник
На Петергофской улице найден труп. Голова отсечена, рук и ног нет. Грудная и брюшная полость вскрыты. Явные признаки людоедства. На рынках уже несколько раз обнаруживали продажу человечьего мяса в вареном виде. Чаще его обменивают на хлеб.
Вообще продовольственный вопрос в Ленинграде несколько улучшился. Выдается мясо, крупа, масло и некоторые другие продукты, даже сухие овощи. Правда, все это далеко не в требуемом количестве, но уже можно себя поддерживать. Дальше наверняка будет лучше.
На Невском сегодня был приятно поражен. Двигаются грузовые трамваи — вывозят сколотый лед и снег. По всему городу идет усиленная очистка трамвайных путей, восстанавливается пострадавшая от бомбардировок и обстрелов электросеть. Неужели возобновится трамвайное движение?
Неужели люди, ослабевшие, истощенные, будут пользоваться транспортом? Какое это было бы счастье! Как много это могло бы сохранить жизней!
Пока город мертв. Темно, тихо, безлюдно на его улицах и перекрестках, площадях. Вы не услышите смеха, не увидите улыбок на лицах пешеходов. Но город ждет момента, чтобы воспрянуть от сна. Он хочет жить, он хочет созидать, он хочет радоваться жизни. И город-герой этого момента дождется. Ленинград снова будет Ленинградом — городом, красотой которого гордится вся страна. Ленинград вновь станет крупнейшим центром научной мысли, культуры и промышленного производства.
А пока будем ждать. Будем терпеть ежедневные артобстрелы. Сегодня здорово пострадала Фонтанка. Снаряды сыпались, как из пулемета. Пострадало много зданий. Я в это время был в городе. В субботу райком и райисполком устраивали торжественное совещание, посвященное дню 8 марта. Ефремов сделал исключительно содержательный доклад, насыщенный яркими фактами. После доклада был организован концерт силами музыкальной комедии. Все это происходило в подвальном этаже райисполкома, не отапливаемом. Артисты пели, а изо рта валил пар, но это ни их, ни слушателей отнюдь не смущало, привыкли...
Пятница 13 марта
Немцы пытаются сеять среди ленинградцев панику. Шквальные обстрелы города почти ежедневно. Но вместо паники они пожнут ненависть и злобу, жгучую злобу. День расплаты наступит. Он близится, и народ, перенесший столько страданий, не останется в долгу.
Когда говорят, что человека постигло то или иное горе, то в прошлом это понятие ассоциировалось с тяжкими переживаниями. Горе — это тяжелые моральные страдания.
Теперь же тяжесть страданий настолько велика, что, применяя термин «горе», не отражаешь в нем всей сути, всей глубины исключительных по своему характеру, разнообразию переживаний, посеянных войной.
Вот пример: сотрудница РЗО Тимофеева. У нее ребенок эвакуирован в город Котельнич. Телеграмма о его болезни. Разрешаю выехать. По приезде на место она ребенка не застает. Он уже похоронен. В Ленинграде ее ждут новые страдания. С фронта письмо — убит брат. Через день — письмо из города Калинина. Во время налета осколком бомбы убивает ее мать, сестру и тяжело ранит отца, который вскоре тоже умирает. Муж в Ленинграде накануне гибели от голода. Но его она все же спасает. Направляю по ее просьбе в стационар ее единственного оставшегося в живых друга.
В одной семье из шести человек осталась жить девочка тринадцати лет. Остальные все умерли.
(...)
Получил письмо от родной Генули. Письмо 4-месячной давности. Дата 10/ХI. А что с моими родными теперь? Как они живут, их здоровье? Как тяжела эта неизвестность!
До конца войны Израиль Вениаминович продолжал работать в горздравотделе, пока не начались аресты по «ленинградскому делу», в результате которого все руководство Ленинграда военного времени было репрессировано. Более 20 тыс. руководителей разного ранга арестованы. Назимова уволили из горздравотдела в 1949 году, он уехал в маленький эстонский городок Кохтла-Ярве. Позже переехал в Уфу. Умер и похоронен там же в 1975 году.
