Цивилизация
В ушедшем году президент Путин чаще обычного повторял, что он не вмешивается в ход суда и следствия, напоминая известное изречение «закон суров, но это закон». Правда, дела «Гринписа» и учителя Фарбера он все-таки прокомментировал, что в современной России большинством людей в погонах и мантиях воспринимается как прямое указание.
«Представители «Гринписа» делают благородное дело? Благородное. Они правильно поступили, что забрались на платформу? Неправильно… Далеко не все благородные цели можно достигать любыми средствами... Но, конечно, государство должно быть снисходительным. Мы над этим подумаем», — пообещал Путин на встрече с политиками и писателями.
В принципе, продолжая логику президента о строгом соблюдении законов, невзирая на лица и обстоятельства дела, Россия должна была неукоснительно выполнить решение Международного трибунала ООН по морскому праву — в Конституции РФ записано, что принципы и нормы международного права являются частью правовой системы РФ. Но в данном случае эта логика дала сбой. Почему? Потому что «это несправедливо», эманировали из России.
Хулиганы, покусившееся на святое (нефть, газ, РПЦ) должны сидеть в тюрьме. И только чудесная амнистия от имени президента может облегчить их участь.
В итоге следователь СК вручил 29 гринписовцам постановления об амнистии в католическое Рождество. Экологи говорят, что амнистия принесла им «облегчение, но не счастье» и что больше они «не будут заниматься охраной природы в России».
Делу учителя рисования Фарбера, получившего семь лет по делу о взятке и злоупотреблению полномочиями при ремонте местного дома культуры, Путин тоже дал оценку: «Данный случай, конечно, вопиющий. Существуют определенные санкции, в рамках этих санкций судья сам выбирает определенное решение по совету со своими коллегами, конечно. Могут быть и разные оценки этой общественной опасности. Взятка — это более общественно опасное преступление, чем просто кража. Понимаете? Это очевидная вещь. Но могут быть и ошибки», — сказал он в интервью Первому каналу и агентству Associated Press.
Слово «вопиющий», конечно, не юридический термин, но после этого комментария независимая российская прокуратура обратилась в независимый российский суд с просьбой смягчить наказание для сельского учителя рисования Ильи Фарбера, осужденного по делу о вымогательстве взятки в 400 тысяч рублей с семи лет строгого режима до трех.
Дан приказ — и обвинительная машина тут же заработала обратным ходом, очередной суд быстро удовлетворил ходатайство об условно-досрочном освобождении, и в ближайшие дни Илья Фарбер выйдет на свободу, обнимет детей.
Дело Сердюкова президент пока не прокомментировал, а потому, как шутили в блогосфере, следственные органы, уже было собравшиеся предъявить экс-министру обороны обвинение в переходе улицы на красный свет, набрались храбрости и обвинили того в халатности.
На этом фоне очень трудно воспринимать ироничные рассуждения некоторых силовиков о том, как либеральная общественность и иностранные агенты влияния пытаются поставить на колени непреклонную российскую Фемиду, а она, как честная женщина, непоколебима.
На той же встрече, где Путин размышлял, что «государство должно быть снисходительным» — читай гуманным, Наталья Солженицына обратила внимание главы государства на условия содержания заключенных. По ее словам, если что и изменилось с тех времен, которые ее муж провел в советских лагерях, то только в худшую сторону: «Я убедилась в том, что за последнее время она стала совершенно людоедской. И людоедской она стала потому, что управление каждым лагерем отдали просто начальникам, а... заключенные стали их рабами. Они работают на них. И это совершенно недопустимо в нашей стране». Президент с ней согласился.
А раз так, то о каком пиаре со стороны осужденных можно говорить? Их попытки всеми возможными средствами привлечь внимание к следствию и судебному процессу — обычный животный страх человека попасть туда, где и выживают-то не все.
Когда слышишь сегодня от представителей судебных и следственных органов, что для них строгое соблюдение законности важнее справедливости (а таких коллизий не в учебнике, а в реальной жизни всегда много), невольно задаешься вопросом: задумываются ли судьи и тем более обвинители о том, что ждет людей после приговора.
Как рассказывал недавно ушедший из жизни Валерий Федорович Абрамкин, получив свои шесть лет за антисоветчину, первые полгода он просидел в том крыле СИЗО, где приводили в исполнение смертные приговоры. Чтобы не сойти с ума (периодически людей выводили на расстрелы, и они не возвращались в камеру) опрашивал сокамерников про их отношение к суровости наказаний в СССР. За смертную казнь были 70% приговоренных к расстрелу, но с одним условием: пусть судья, который вынес роковое решение, посидит в этой камере хотя бы месяц. И если после этого он подтвердит свой смертный приговор, тогда пусть стреляют.
Впрочем, эти мечты сокамерников Абрамкина до сих пор остались мечтами. Люди, выносящие приговоры, вызывающие изумление несоразмерностью наказания за совершенные проступки, почему-то уверены, что их российская Фемида не достанет. Видимо, знают что-то больше людей, непричастных к системе, о том, как на самом деле она работает.
А вместо реальной судебной реформы нам в наступившем году обещают внести поправки в Конституцию, чтобы объединить Верховный и Высший арбитражный суды. Как заявил президент в своем послании Федеральному собранию: «Полагаю, что объединение судов направит судебную практику в единое русло, а значит, будет укреплять гарантии реализации важнейшего конституционного принципа – равенства всех перед законом».
