Цивилизация
Последние данные Росстата о динамике доходов населения с начала года по сентябрь сильно озадачили аналитиков, особенно в части труднообъяснимого падения реальных доходов москвичей на 7% с начала года. Экономических причин этому не видно: средний заработок в Москве остается намного выше, чем по стране, и с начала года увеличился на 10,5%. Промпроизводство в столице снизилось чуть более чем на процент, но ведь не на заводах же зарабатывают деньги большинство горожан, к тому же безработица тоже сократилась. На фондовом рынке тревожно, но большинству москвичей до этого нет никакого дела.
Что же случилось? Агентство «Финмаркет» задало этот вопрос самим сотрудникам Росстата. Ответ: «…главная причина обвала доходов жителей мегаполиса в целом — в политике московских властей по отношению к малому бизнесу (…) значимой составляющей доходов населения после зарплаты являются доходы лиц, занятых предпринимательской деятельностью. Вот они-то в Москве снизились драматически… Несмотря на отсутствие официальной отчетности о зарплатах в неформальной экономике, методики Росстата позволяют учитывать и эти доходы, включая отток капитала за границу».
Московские власти, по выражению статистиков, «проводят наступательную политику» на теневой сегмент, вот он и скукоживается.
Пример — кампания по сносу ларьков. Улучшается ситуация с уплатой налогов, но сокращаются доходы собственно предпринимателей.
На фоне слухов о грядущей замене действующего председателя правительства на Сергея Собянина такую интерпретацию статистических данных можно было бы попробовать объяснить упредительным ударом по кандидату на хлебное место. Но Росстат дает информацию о странном падении доходов не только в Москве, а, например, и в нефтеносном Ненецком округе. Статистики говорят, что вообще не стоит обольщаться тем, что в целом по стране доходы людей с января по сентябрь выросли на 3,8%. Они обращают внимание на то, что тенденция снижения доходов едина по всей России, и в подтверждение приводят такие данные.
Зарплата в сентябре этого года была на 11,6% выше, чем год назад, но среднедушевые доходы граждан увеличились только на 10%.
Многие аналитики говорят в ответ, что не стоит спешить и преувеличивать роль борьбы с теневым, неформальным бизнесом в падении средних доходов граждан. Мол, у Росстата нет достаточно подробных сведений по той же Москве, чтобы утверждать, что падение доходов так называемых неформалов не компенсируется повышением «белых» зарплат.
Но очевидно следующее. Благое намерение бороться с теневым бизнесом сильно или не очень сильно, но плохо влияет на общие доходы граждан. Опять же, по данным Росстата, с 2008-го по 2011 год доля занятых в неформальном секторе российской экономики увеличилась с 12,4% до 18,5% — в полтора раза. Это устойчивый рост. В недавно представленной учеными из Центра трудовых исследований ВШЭ Владимиром Гимпельсоном и Ростиславом Капелюшниковым работе «Нормально ли быть неформальным?» этому дается ясное объяснение: «Наличие на российском рынке труда массивного анклава неформальных рабочих мест свидетельствует о серьезных ограничениях, препятствующих созданию рабочих мест в формальном секторе и перенаправляющих этот процесс в неформальный сектор».
Искореняя неформалов, власти не удосужились подумать про то, куда деваться еще живым людям после, к примеру, сноса бульдозерами их рабочих мест.
Формальный сектор обычно может предложить им работу с более низким заработком, чем они имели.
Исследователи из ВШЭ утверждают, что общий уровень неформальной занятости выше объявляемого Росстатом и составляет 24%. То есть почти каждый четвертый россиянин относится к неформальному сектору, занят на производствах, не имеющих статуса юрлица, и работает без официально оформленного трудового контракта. Это относится к 20,2% наемных работников и 81,2% самозанятых. Быть наемным работником в неформальном секторе невыгодно. Такая занятость оплачивается в среднем на 16% меньше, чем в формальном. А вот самозанятые неформалы зарабатывают больше на 29—37%. В целом же речь идет о громадной трудовой армии, изменение размера оплаты которой не может не влиять на экономику в целом.
Такие исследования ученых полезно было бы читать чиновникам, прежде чем начинать бои с тенью. Еще стоило бы им вырезать и положить под стекло хоть пару цитат из недавней статьи Нассима Талеба в Financial Times. Например, про его первое правило, которое гласит, что «Об экономике нужно думать скорее как о коте, нежели как о стиральной машине. Машина — хорошая вещь, но это просто тупой механизм, который сам ни за что не справится ни с какими трудностями. В противоположность этому живая жизнь нуждается в нарушении заведенного порядка для того, чтобы развиваться».
Но наши властители обычно предпочитают жесткие конструкции, подгоняя под них вверенную им жизнь. Берется безусловная истина типа сентенции о вреде неформального сектора и начинается ломка дров.
Из года в год мы наблюдаем попытки разномастных чиновников подогнать жизнь под свои правильные представления, которым подотчетная реальность никак не хочет соответствовать из-за очевидно врожденной ее порочности и зловредности.
Странные, с точки зрения авторов «Черных лебедей» или московских лоточников, действия всегда сопровождаются высокими рассуждениями о выборе пути нации и тому подобной демагогией про то, что нам подходит, что нет, какую страну мы строим, невзирая на трудности…
И в эту тему недавно влили ученые ложку яда. Ксения Абанокова из ВШЭ представила работу «Российские домохозяйства: эволюция структуры и потребления (1994—2010)». Исследование показало структуру российской семьи. Исчезает «классика» — мама, папа и несовершеннолетние дети, которые живут под одной крышей. Чаще в одном доме стали жить целым родом, не только с бабушками и дедушками, но и с дядями, тетями, с близкими и дальними родственниками.
Ученая подсчитала, что с 1989 года по 2010 год с 77% до 67% сократилась в России доля традиционных семей (родители и дети). А доля так называемых сложных семей (насчитано 26 комбинаций родственных отношений), выросла почти в полтора раза — с 23% до 33%.
«Это не соответствует тенденциям, характерным для развитых стран, и является способом адаптации населения к материальным трудностям», — считает Абанокова, и с этим трудно спорить. Но это звучит диссонансом на фоне бодрых рапортов о небывалом уровне жизни россиян в последние годы. Поэтому критики Абаноковой упрекают исследовательницу в том, что она не привела конкретных доказательств того, какие именно трудности и как влияют на изменение уклада жизни. В частности, за недостаточное внимание к жилищной проблеме, к тому, что просто дороговизна квартир заставляет людей сбиваться в кучки, а не финансовые сложности.
Однако трудно понять, чем иным, нежели реальной финансовой несостоятельностью, является невозможность заиметь свою крышу над головой.
Но сам факт того, что сограждане массово переходят к новому типу семьи, не оспаривается. Этот тип сейчас называют «сложным», а еще несколько тысяч лет назад он был основой старого доброго родоплеменного строя кроманьонцев. Их социальная организация характеризовалась, кстати, имеющим широкое хождение у нас термином «клан».
Речь в исследовании о проявлении атавизма в российских семьях идет о благодатных, в общем, годах. Теперь же мы видим, как Росстат отмечает наличие в стране тенденции к падению реальных доходов.
Как власть способствует этому падению, упорствуя в искоренении неформальной занятости, а не в переводе ее в формальную. Это и рождает подозрения в неминуемом ускорении подмеченного исследователем тренда к восстановлению, так сказать, родоплеменного строя в России. С поправкой, конечно, на явные вкрапления в него элементов первобытного капитализма.
Может, в этом и спасение, и истинный смысл — стать нам немножко кроманьонцами.
