Цивилизация
Правительство постепенно подводит итог общественной дискуссии по модели пенсионной реформы. Характерно, что «лица, принимающие решения», начали их принимать раньше, чем наступила официальная дата окончания дебатов. В очередной раз нам продемонстрирована «ценность» всех обсуждений. Это удивительно: вроде бы как по такой тяжелой теме стоило бы разделить груз ответственности за изменение модели, заложенной в 2002 году Михаилом Зурабовым, но показать, кто в доме хозяин, опять оказалось важнее. Да и качество принятого на днях президентом решения вызывает вопросы — «отложить решение на год». Дума сегодня в пожарном порядке опять была вынуждена переделывать уже готовый проект федерального бюджета и бюджета Пенсионного фонда.
Тем не менее, учитывая все страсти вокруг пенсионной реформы, хочу высказать иной взгляд на возможный сценарий преобразований, который, как мне кажется, позволил бы разрубить этот узел проблем. Для меня очевидно, что откладывание решения на потом контрпродуктивно и усугубит проблему.
Получателями пенсий в России являются около 25% населения; социальные взносы — главный российский налог; а коэффициент замещения (отношение средней пенсии к средней заработной плате) в богатейшей стране остается одним из самых низких среди государств со всеобщим охватом пенсионным обеспечением.
В этой связи с большим интересом прочел статьи коллег Некрасова, Гудкова, Яшина и Иванова («Ведомости» от 25.10.2012), а также недавнее интервью Игоря Юргенса «Газете.Ru». Первая статья привлекает внимание не только своим содержанием, но и тем, что авторы никогда раньше на эти темы не высказывались; вторая — тем, что является самым концентрированным мнением российского финансового капитала.
Главные копья ломаются вокруг того, какая должна быть в России модель пенсионной системы. Распределительная, или, как ее еще называют, солидарная (подразумевает, что нынешнее поколение платит за предыдущее, проявляя солидарность, причем вопреки популярному мифу размер выплат может быть напрямую связан с делавшимися самим работником взносами), либо накопительная (де-факто частная), в рамках которой каждый гражданин накапливает себе пенсию на индивидуальном счете, которым управляет частная либо государственная компания.
Обе статьи выстроены в защиту накопительной системы, т. е. в защиту основного направления реформы 2002 года, в то время как подход правительства явно склоняется к ее масштабной ревизии. При этом мировая практика показывает, что переход к накопительной системе всегда приводит к снижению коэффициента замещения, т. е. снижению уровня жизни пенсионера. Иногда, как в Швеции, это делается сознательно для стимулирования экономической активности, когда гарантии выглядят избыточными; но чаще всего — с целью экономии бюджетных средств. В России, где коэффициент замещения 34% и снижается, вряд ли можно говорить о заимствования шведского опыта (67% в начале реформы). Даже у наших ближайших и не самых богатых соседей, сохранивших распределительную систему, больше: Украина — 53%, Белоруссия — 45%. Зато у нефтяного Казахстана, перешедшего на накопительную модель и строящего золотые дворцы, 22%. В Европе же коэффициент разнится в разных странах от 50% до 80%.
В ходе прошедшей дискуссии Дмитрий Медведев вслед за своим заместителем Ольгой Голодец признал непродуманность выбранной правительством Владимира Путина стратегии по введению накопительной системы в России.
Премьер-министр отметил отрицательную доходность накопительной части пенсии, отставание ее прироста и от роста распределительной компоненты, и тем более от роста заработной платы (среднегодовая доходность за шесть лет по Внешэкономбанку составляет 6,6%, в частных управляющих компаниях — 6,8% при среднегодовой инфляции за тот же период 10,9% и средних темпах роста заработной платы 22%). Главный думский проводник реформы Зурабова единоросс Андрей Исаев также раскритиковал принятую при его непосредственном участии модель.
Несмотря на то что и в России, и по всему миру экспериментальным путем доказано, что распределительная система проще и дешевле накопительной, может, мы просто до сих пор не так что-то делали, может, существует-таки философский камень «правильной» реформы?
На самом деле главная проблема кроется в переходном периоде. Несложно увидеть, что кто-то должен оплатить запуск накопительной компоненты, т. к. предыдущих накоплений в первоначальный момент просто не существует, а собирается через налоги ровно столько, сколько надо раздать в текущем году. При этом по нынешнему бюджету РФ даже меньше на добрый триллион рублей (в следующем году дыра вырастет до 1,2 трлн), а остальное налогоплательщики покрывают из других платежей.
Российское правительство попробовало заставить нас с вами доложить свои на реформу: исходя из параметров введения накопительной компоненты, мы одновременно несем солидарную ответственность перед старшими поколениями, не делающими накопительные взносы, и делаем собственные накопления.
Не удивительно, что при таком подходе старики недополучают, а предприятия и молодые несут двойное налоговое бремя.
Трудно спорить с тезисом, что накопительная система, будучи полностью внедренной и дополненной механизмом социальной защиты малообеспеченных или не работавших по разным причинам граждан, более справедлива, чем распределительная, какой бы сложной формулой ни регулировалась последняя. Проблема за малым: ни у какого государства не хватит ресурсов для перехода к ней «сверху» без катастрофического падения жизни старшего поколения. В тех странах, где изначально не было всеобщей пенсионной системы, как в США или Китае, накопительная система складывалась десятилетиями самими гражданами, которые были освобождены от целого ряда поборов со стороны государства.
Аргументы, которые обычно выдвигают сторонники накопительной системы, обычно сводятся к тому, что выбора у нас просто нет: количество работающих сокращается, а реципиентов системы — растет. Сейчас на одного неработающего пенсионера приходится три человека, но к 2026 году их будет уже два. Но с изменением численности работающих меняется производительность труда и норма выработки на одного работника, меняется вся система в совокупности. В этом смысле говорить о прямой зависимости совершенно неверно.
Также ложен выбор, который предлагают апологеты либерального подхода, говоря о том, что у страны есть один из трех путей пенсионной реформы при опоре на распределительную модель: повышение пенсионного возраста, повышение налогов или снижение размера пенсий. Но не стоит забывать, что есть еще и путь более эффективного использования существующих бюджетных поступлений.
Я не хочу вдаваться в популизм и говорить о размере средств, которые ежегодно разворовывают в стране, хотя не могу не отметить, что, по данным администрации президента, эта сумма составляет 1 триллион рублей в год. И именно такая величина составляет дефицит Пенсионного фонда.
То есть, даже не меняя систему, можно сбалансировать ее путем эффективной борьбы с коррупцией. Но есть еще и другие резервы.
В частности, это изменение действующей системы взимания социальных взносов. Сейчас наши уважаемые коллеги забывают, что основная тяжесть платежей в Пенсионный фонд лежит на предприятиях малого бизнеса, потому что только они платят полную ставку социальных взносов. В результате последней реформы, связанной с именем бывшего министра финансов Алексея Кудрина, эффективная ставка социальных взносов у крупных российских предприятий, таких как «Газпром», «Роснефть», «ЛУКойл» и др., составила всего лишь около 1%, что, безусловно, «колоссальный» рост с предыдущих 0,89%, но несопоставимо с тем финансовым ударом, который был нанесен мелким предприятиям, у которых она составила 34%. Вне всякого сомнения, изменение этой несправедливой пропорции (а ведь мы не говорим даже о прогрессивной шкале налогообложения, но хотя бы о плоской шкале социальных взносов) с лихвой бы перекрыло дефицит Пенсионного фонда даже при сокращении налогового бремени. Вместо этого,
по сути дела, нам предлагают за счет граждан и предпринимателей закрыть все экономические дыры, которые созданы самим государством.
Особо надо подчеркнуть, что приватизация немногочисленных оставшихся у государства активов не решит проблему пенсионной системы. Даже с точки зрения покрытия дефицита ПФР продажа 100% «Газпрома», «Роснефти» и Сбербанка не решит проблему и на пять лет; про оплату этими средствами перехода к накопительной системе нечего и говорить.
Следует отметить, что автор этих строк совершенно не против накопительной пенсионной системы, а скорее наоборот. Хорошо известно, что именно пенсионные фонды являются лучшими и долгосрочными инвесторами в проекты национальной экономики. Однако это так, когда деньги заработаны на рынке. Российские же НПФ действуют в другой логике. Расходы на управление ими явно завышаются и зачастую доходят до фантастических 25% (притом что нерыночный ПФР тратит менее 1%). В условиях получения гарантированных денег в рамках обязательной накопительной системы НПФ распоряжаются ими как «халявными» и в итоге показывают доходность существенно ниже, чем когда эти деньги заработаны на рынке.
Мои предложения:
Во-первых, надо прекратить эксперимент и убрать накопительную часть из пенсионных платежей.
Во-вторых, передать деньги «молчунов» в ПФР на частичное покрытие его дефицита.
В-третьих, снизить ставку социальных платежей до 20%, перейдя к плоской шкале, аналогичной плоской шкале подоходного налога.
В-четвертых, перейти к прогрессивной шкале подоходного налога (0% до 30000 в месяц, 13% до 300000, 30% свыше 300000), разрешив до 2/3 по желанию гражданина направлять напрямую, без участия государства, в НПФ.
В-пятых, налоговыми инструментами стимулировать создание и работу НПФ.
Я считаю, что накопительная система должна доказать свою жизнеспособность в обстановке честной конкуренции с распределительной.
Государство может и должно помочь ее становлению, но ни в коем случае не должно уничтожить действующую систему социальной защиты во имя еще одного рискованного экономического эксперимента.
Автор — депутат Государственной думы от фракции «Справедливая Россия».
