Быть может, через десяток-другой лет нынешние руководители, пытаясь определить ту роковую черту, за которой уже ничего нельзя было исправить, обратятся мыслью к осени 2012 года, когда ими был принят ряд простых, но неверных решений, основанных на такой же простой и такой же неверной оценке ситуации.
Вернувшись в мае в президентское кресло, Владимир Путин избрал линию, вполне органичную для правителя авторитарно-плебисцитарного толка: резко ограничил правовое поле деятельности оппозиции и одновременно запустил на полную мощность пропагандистскую машину, убеждающую обывателя в гибельности пути, уводящего из самодержавно-патерналистской колеи.
Выборы 14 октября должны были стать тестом на эффективность избранной линии. Судя по комментариям, представители власти и прокремлевские эксперты считают ее не просто эффективной, но единственно возможной. Если подобные оценки обусловлены сугубо пропагандистскими целями, это еще полбеды. Хуже, если комментирующие сами верят в то, что говорят.
Результаты выборов 14 октября свидетельствуют не столько об эффективности жесткой линии, сколько о слабости антирежимной оппозиции, ареалом которой до сих пор остаются лишь крупные города.
Оппозиция слаба, аморфна, занимается не тем, чем нужно, причем не в самое подходящее время. Вместо участия в региональных и местных выборах она занялась формированием Координационного совета — органа с неясными целями и непонятными функциями.
Однако сила оппозиции — дело наживное. В условиях режимов, подобных нынешнему российскому, она возрастает не благодаря достоинствам оппозиционеров, а в результате ошибок и неадекватности власти. Кремль же, похоже, собирается эти ошибки повторять и повторять, и в первую очередь главную из них — предпочтение простых решений сложным, действиям напролом — маневру.
Ничего удивительного в этом нет. С самого своего прихода к власти (2000 год) Путин так поступал едва ли не всегда, не утруждаясь замысловатостью: зачищал политическое пространство, силой устранял конкурентов, отменял выборность губернаторов и пр. Сегодня он, по-видимому, таким же образом намерен решить вопрос, что делать с «партией власти».
Если бы «Единая Россия» продолжала терпеть очевидные поражения, было бы понятно, что нужно подыскивать ей сменщика — не важно, в лице «Общероссийского народного фронта» или кого-нибудь еще. А вот если трактовать выступление единороссов на октябрьских выборах как успех и даже некий реванш за прошлогодние огорчения, тогда, конечно же, ничего менять не надо. Тогда вполне можно ограничиться ставкой на «тихую» избирательную кампанию, низкую явку и партии-спойлеры.
Если Кремль и в самом деле пришел к такому выводу (а судя по всему, именно к нему он и пришел), это может дорого ему обойтись.
Действительно, избирательная кампания, тихая настолько, что значительная часть населения даже не догадывается о предстоящих выборах, позволяет власти формировать нужные составы представительных органов путем чисто административных ухищрений. В российских условиях чем ниже уровень выборов, тем меньше явка и тем лучше работают такие технологии, как «карусель», голосование на дому и принуждение к голосованию бюджетников. Идти по этому пути — все равно что вместо тренировок ронять кирпичи на головы сильным соперникам. Какое-то время такой образ действий приносит желаемые плоды, но рано или поздно соперник увернется и таки выйдет на ринг. Что делать тогда?
В условиях спада общественного интереса к политике манипулировать результатами голосования нетрудно. Но что власть собирается предъявить избирателю в случае, если этот интерес вновь проснется? Все ту же «Единую Россию»? Лежалый товар спроса не имеет.
То же и со спойлерами. Да, кое-где какие-нибудь «Коммунисты России» отщипнули у КПРФ кусочек ее электората (в Карачаевске, например, даже большой — 16,86% при 14,6% у Компартии), но это мнимые успехи. На Кавказе голосуют не за партии, а за конкретных людей. Так, «Патриоты России» своими 26,57% на выборах в парламент Северной Осетии обязаны не партийному бренду, а лидеру списка Арсену Фадзаеву. Конвертировать подобные успехи в федеральный масштаб почти невозможно. А следовательно, на думских или президентских выборах эффект от привлечения спойлеров может оказаться нулевым.
В Кремле, видимо, так и не осознали, что сегодня ему противостоит не хилая, рахитичная оппозиция (чья рахитичность к тому же — не врожденный порок, а детская болезнь, которая легко лечится правильным питанием), а сам ход общественного процесса.
В истории России пока не случилось того переломного события, который марксисты называют буржуазной революцией. Точнее, такие революции бывали, и неоднократно, но всякий раз завершались либо явным поражением, либо ползучим термидором.
Главный итог буржуазной революции отнюдь не в предоставлении акулам капитала доступа к власти (с этой точки зрения дела у нас как раз обстоят неплохо). Ее суть в том, что она ликвидирует несменяемость правящей элиты. В свое время экономическое преуспевание третьего сословия на фоне вырождающейся военно-феодальной аристократии сделало очевидной архаичность порядка, когда власть передается в пределах ограниченного круга, практически непроницаемого для притока свежей крови.
Как обычно в преддверии любой буржуазной революции, основным политическим конфликтом в сегодняшней России является противостояние правящей элиты («власти») и образованных активных граждан, не имеющих доступа к принятию политических решений («общественности»). Этих граждан достаточно много для того, чтобы власть не могла с ними не считаться (их как минимум на порядок больше, чем самой бюрократии), но слишком мало, чтобы навсегда лишить правящую элиту монополии на управление страной.
Преимущество «власти» перед «общественностью» состоит, разумеется, в обладании административными ресурсами: распределение бюджетных средств, использование репрессивного аппарата и пр. Но, что важнее, в том, что подавляющее большинство населения, абсолютно равнодушное ко всему, что именуется политикой, в «нормальных» условиях больше доверяет бюрократии, нежели ее оппонентам — последние для него вообще люди странные («зажравшиеся»).
Лишь когда условия перестают быть «нормальными», то есть когда страна попадает в полосу затяжного экономического и социального кризиса, симпатии населения обращаются в сторону «общественности». И у той создается впечатление, что вопрос, кто кого должен контролировать — бюрократия граждан или наоборот, наконец решен в пользу граждан. Однако если удельный вес «общественности» не достиг критической величины, то ее победа оказывается временной: довольно скоро из рядов вчерашней оппозиции выделяется новая правящая элита, которая, «укрепив» себя выходцами из элиты старой, вновь монополизирует государственное управление.
Так было после 1917-го, так было после 1991-го, так может случаться сколько угодно раз, если «общественность» после очередной победы над «властью» опять не проявит способности управлять страной неавторитарными методами.
Но это касается вероятного будущего. Пока же правящая элита еще в состоянии удерживать политическую монополию, хотя запас прочности у нее не безграничен. Чтобы предотвратить собственное крушение, ей необходимо постоянно обновляться, а для этого постоянно стирать грань между собою и «общественностью» — другими словами, пользоваться выборами как реальным, а не имитационным институтом.
Вместо этого режим предпочитает делать вид, что ничего страшного не происходит, что его оппоненты — горстка «иностранных агентов», не имеющих в обществе никакой поддержки. Ему так проще.
Это та самая простота, которая хуже воровства. Кое-какая поддержка у «общественности» все-таки есть, пусть и не такая, чтобы уже прямо сейчас изменить характер управления страной. Но дело даже не в этом. Авторитарные и полуавторитарные режимы чаще всего прекращаются не усилиями оппозиции, а по причине собственной неадекватности, утраты связи с реальностью и, как следствие, базы поддержки.
Возможно, Путину, как ранее Лукашенко, удалось на какое-то время сбить протестную волну, загнать ее в рамки малопредставительных координационных советов и «диванных» партий. Но расширил ли он круг своих сторонников?
Это и есть главный вопрос, и вряд ли на него можно дать положительный ответ.
Люди, выходившие вчера на Болотную и Сахарова, хоть и вернулись сегодня на кухни, отнюдь не подобрели к режиму. Об этом говорит, в частности, реакция горожан на перекрытие автотрасс ради проезда «их сиятельств» и на оценку собственного поведения со стороны начальствующих особ. Стоит власти сделать очередную грубую ошибку, и улицы и площади вновь заполнятся «рассерженными» — возможно, даже куда большим числом, чем раньше.
Кроме того, продолжая жесткую линию, правящая группировка не усиливает, а скорее ослабляет свои позиции внутри самой элиты. Настоящий чемпион не подкарауливает соперников за углом, а посылает их в нокаут в ринге. Попытка подменить честный бой махинациями свидетельствует о неуверенности в себе — в конце концов эта неуверенность передается и болельщикам.
Нынешним правителям не худо бы вспомнить, что кроме педали «газ» в автомобиле есть и другие рычаги управления — руль, тормоз и коробка передач, имеющая в числе прочих опций позицию «задний ход». Если все умения водителя сводятся к прибавлению скорости, у пассажиров рано или поздно возникнет сильное желание покинуть машину. Причем до того, как она вылетит в кювет либо врежется в столб.
Автор — руководитель отдела политологии фонда «Индем».