Цивилизация
Разговоры о триумфальном шествии православия по России обычно сопровождаются убедительной статистикой. Более 70% населения страны называют себя православными, а крещеными числятся чуть ли не 90%. Социологи, собравшиеся на семинар в московском Карнеги-центре, этих цифр не оспаривали. Однако привели и другие.
Основной докладчик – глава отдела социально-политических исследований Левада-центра Борис Дубин – рассказал, что, по данным его организации,
из тех, кто с готовностью признают себя православными, в бога верят лишь 40%, тогда как треть ответивших не только в него не верят, но и религиозными людьми себя не считают.
Более половины из этих «православных» не держат дома религиозной литературы и вообще не ходят в церковь, а на Пасху в храм наведываются лишь 15%. Что же остается в сухом остатке? 3–4%, которые знают символ веры и могут перечислить десять библейских заповедей. Да еще 10%, которые блюдут посты и ежедневно молятся.
По данным Елены Башкировой, главы исследовательского центра «Башкирова и партнеры», молящихся все же набирается до 14%. Но молитвы никак не влияют на их общественное и политическое поведение. По крайней мере, к семье, абортам, смертной казни и власти они относятся так же, как и те, кто никаких молитв богу не возносят.
Что же получается? Никакого религиозного возрождения не произошло? Борис Дубин так и считает. Однако возникает закономерный вопрос: откуда взялись все те, кто в церковь ни ногой и в боге особенно не нуждаются, но уверенно называют себя православными? Дело в том, что возродилась и крепко стоит на ногах религиозная организация под названием Русская православная церковь. Она реставрирует и строит храмы, украшает их иконами, забранными из музеев, утверждает свое присутствие в школе и армии. А главное — находится в прекрасных отношениях с властью, которую обеспечивает идеологией. В основе этой идеологии этатизм, патриотизм и традиционная мораль. Понятно, что власти это нравится и она не жалеет средств для помощи своей верной партнерше. Но не стоит упрощать ситуацию.
Нравится это и тем россиянам, которым такое государственно-церковное единство, а главное, их собственная, пусть и формальная, связь с ним внушают чувство стабильности и безопасности. Они в основном и составляют то православное большинство, о котором с гордостью рапортует РПЦ.
Но, коли ставка делается именно на это, хорошо бы понять, насколько твердо это большинство усвоило церковную идеологию. На мой взгляд, не слишком. Об этом свидетельствуют и данные опроса Левада-центра, проведенного весной. Упреки в корыстолюбии, которые обрушились на патриарха Кирилла, вызвали негативную реакцию лишь у четверти православных. Однако немалое число респондентов (16%) посчитало, что коррупция не обошла стороной и церковь, а четверть опрошенных напрямую связало это с ее чрезмерным увлечением политикой. Вера в то, что тесный союз церкви и власти — это безусловное и непреходящее благо, подверглась в последнее время заметной эрозии. Видимо, подспудное недовольство властью бросает тень и на ее верную союзницу.
В этой связи неожиданной стороной поворачиваются и данные Елены Башкировой. Прежде всего, они, конечно, говорят о том, что православная вера в ее российском изводе мало увязана с традиционной моралью. Одинаковое отношение к абортам у верующих и неверующих — прямое тому доказательство. Но дело в том, что и к власти они относятся одинаково. Как это понимать? А так, что церковная идеология, пестующая любовь к властям предержащим, особого влияния на умы православного большинства не оказывает. Несмотря на все свои усилия, РПЦ не сумела обеспечить Кремль надежной идеологической поддержкой.
Видимо, понимая это, церковное начальство в последнее время изо всех сил пытается доказать себе и властям, что его мобилизационные ресурсы далеко не исчерпаны. Собирая по нескольку десятков тысяч верующих на молебны в центре Москвы, оно подчеркивает этим свою политическую мощь.
Никто не спорит: эти люди приходят туда совершенно добровольно, никто их не неволит. Но глядя на усталые, озабоченные лица этих в основном немолодых людей, начинаешь подозревать, что способность мобилизовать массы у церкви как раз весьма ограничена. Да и откуда ей взяться? Очевидно, что. выводя людей на улицу, она выступает в совершенно чужой для себя роли. И это мешает ей осуществлять роль собственную.
Именно зацикленность нынешнего церковного начальства на строительстве иерархической организации, выполняющей (не слишком успешно) идеологическую задачу, и стала одним из самых серьезных препятствий на пути православного возрождения. Укрепление «вертикали власти» настолько овладела патриархийными умами, что самостоятельные инициативы воспринимаются ими как опасный вызов и по возможности гасятся. Между тем
истинное возрождение возможно лишь в том случае, если оно поднимается снизу вверх — через приходы. Только такие зерна церковной самоорганизации способны проникнуть в социальную почву и дать здоровые всходы. Любые попытки действовать сверху вниз, с помощью лозунгов и властных директив, обречены на провал.
Другое дело, что этот процесс не может быть массовым. В современном обществе, где правят бал совершенно иные идеалы, ни православию, ни, говоря шире, христианству никогда не овладеть умами масс. Этим куда успешней занимается массовая культура. Однако это вовсе не значит, что противоядие ей надлежит производить в коммерческих масштабах. Иисус Христос неслучайно назвал своих последователей «солью Земли». Древние верили, что соль очищает, но ее не обязательно должно быть много.
Между тем такая перспектива никак не устраивает руководство церкви, которое мыслит в государственных масштабах. Возрождение во что бы то ни стало должно быть массовым. Иначе власть не оценит усилий. И прощай чаемая симфония церкви и государства. Страх лишиться властной поддержки плюс инстинктивное недоверие иерархической структуры к любым формам самоорганизации и делает православное возрождение в России крайне проблематичным.
