Русские правители всегда любили заниматься внешней политикой. Авторы «Нового Сатирикона» сто лет назад шутили: «По утрам государь Иоанн Васильевич Грозный занимался иностранными языками: вырывал языки заезжим иностранцам». Смягчение нравов, однако, коснулось и России, так что за языки свои иностранцы могут больше не волноваться. Но занятия дипломатией остались в числе любимых дел российских вождей, как бы они ни назывались — императорами, генсеками или президентами. Посему представление об уходящем в прошлое недолгом правлении Дмитрия Медведева было бы неполным без взгляда на то, как третий президент России действовал за рубежом и чего он на этом поприще достиг.
Первый крупный внешнеполитический шаг Медведева был более чем серьезным: им стала пятидневная война с Грузией в августе 2008 года.
Новый президент тогда вел себя подчеркнуто уверенно, пытался говорить с металлом в голосе, и в целом оценка его тогдашних действий укладывалась в определение «мал, да удал», хотя, конечно, в Москве, Тбилиси и западных столицах в это выражение вкладывали разный смысл. Плоды той военной эскапады, однако, трудно назвать обильными. Признание Россией независимости (от Грузии) своих протекторатов, Южной Осетии и Абхазии, в мире не поддержал никто, кроме нескольких экзотических стран. Грузинские власти довольно быстро зализали раны, и общая расстановка сил на Кавказе в результате «войны 080808» изменилась несильно.
Много шума — и ничего. Это фирменный знак медведевской внешней политики, если о ней можно говорить как о самостоятельном явлении. Самым громким дипломатическим проектом Кремля за последние четыре года стала «перезагрузка» отношений России и США, которые сильно испортились во время второго президентского срока Владимира Путина из-за волны напугавших Кремль «цветных революций». Каков самый конкретный из результатов «перезагрузки»? Пожалуй, подписанный три года назад в Праге Дмитрием Медведевым и Бараком Обамой новый договор об ограничении стратегических вооружений. Дело, бесспорно, нужное, но
в условиях, когда ядерная война между США и Россией переместилась, слава богу, в разряд фантастических сценариев, от СНВ-3 с самого начала веяло чем-то безобидно-ненатуральным — «за всё хорошее, против всего плохого». Дела же более насущные для обеих сторон вперед продвинулись не особо.
С помпой объявив об отмене задуманного Джорджем Бушем размещения системы ПРО в Европе, администрация Барака Обамы просто слегка изменила конфигурацию этого проекта — к явной досаде Москвы. Та, в свою очередь, достроила АЭС в иранском Бушере, а в вопросе о ядерной бомбе, которой хотят обзавестись аятоллы, осталась верна тактике сложных маневров между Тегераном и Западом. По Афганистану и Северной Корее стороны вроде бы сотрудничают, но в обоих случаях у России не так уж много рычагов влияния на ситуацию.
Та роль, которую для российской политики в середине прошлого десятилетия сыграли «цветные революции», при Медведеве досталась «арабской весне». Запад, пусть поначалу осторожно, поддержал в арабских странах революционные силы, хотя некоторые из них выглядят довольно небезопасно для самого Запада. Россия, напротив, выступила в роли защитницы статус-кво, прежде всего в Сирии, где у нее есть серьезные военно-политические и экономические интересы. Впрочем, горячая любовь к Башару Асаду может быть следствием обиды, которую Москва почувствовала, не получив вознаграждения за солидарность с Западом во время гражданской войны в Ливии, когда Россия поддержала резолюцию СБ ООН, санкционировавшую воздушные операции НАТО в этой стране.
Ну а когда минувшей зимой пришел черед митинговой активности в самой России, у российских верхов произошло такое же обострение синдрома осажденной крепости, какое наблюдалось во время киевского майдана в 2004 году. Вновь пошли в ход зажигательные речи о деньгах госдепа, а отношения с теми же США вернулись на уровень, не слишком отличающийся от времен мюнхенской речи Владимира Путина. Случилась, можно сказать, перезагрузка перезагрузки.
Кстати, это произошло не только по отношению к Америке. В 2010 году был такой светло-трагический момент, когда после гибели в смоленской авиакатастрофе части польской элиты во главе с президентом Качиньским показалось, что благодаря уместной и человечной реакции Москвы на это событие российско-польские отношения выйдут из многолетнего тупика. Тогда Дмитрий Медведев совершил красивый жест, прилетев на похороны Леха Качиньского, в то время как многие мировые лидеры убоялись исландского вулкана, который как раз в те дни парализовал авиасообщение над Европой. Но в итоге и здесь сработала роковая формула «много шума — и ничего». Расследование катастрофы польского самолета обернулось очередной перебранкой Варшавы и Москвы, а оттепель в отношениях вновь была отложена до лучших времен. Винить в этом, видимо, следует обе стороны.
Для внешних наблюдателей ответ на вопрос «ху из мистер Медведефф?» был в целом найден примерно к середине его президентского срока. Тогда стало понятно, что эпоха Путина совсем не кончилась, а видимую дипломатическую самостоятельность Медведева не следует переоценивать.
В конце концов, одна из немногих действительно существенных внешнеполитических перемен последних лет — усиление позиций России на постсоветском пространстве — оказалась связана с «авторскими» проектами Владимира Путина вроде Таможенного союза и ЕЭП. Их будущее далеко не безоблачно, но, по крайней мере, здесь у Москвы появилась некая осмысленная стратегия — втягивание соседей в сферу своего притяжения преимущественно экономическими средствами. На этом направлении младший член тандема не проявил себя ничем, кроме послушного исполнительства. Ездил в Киев, Минск и Астану, произносил нужные речи, когда требовалось — «бодался» с Лукашенко и Януковичем, когда нужда в этом отпадала — мирился... Но в целом был куда более бледной фигурой в политике России на постсоветском пространстве, чем всесильный премьер.
Завершением внешнеполитической карьеры третьего президента России можно считать недавний эпизод, когда из-за не выключенных вовремя микрофонов достоянием гласности стала конфиденциальная беседа Обамы и Медведева. Когда Барак сказал Дмитрию, что в случае победы на выборах в ноябре он сможет быть более гибким на переговорах с Россией по ПРО, российский президент ответил, что «передаст эту информацию Владимиру». В этой фразе нет ничего удивительного или неправильного: ко времени выборов в США президентом России вновь будет Владимир Путин, и он должен быть в курсе дел. Но в ней много символичного. В области внешней политики, как и в большинстве остальных сфер своей президентской деятельности, Дмитрий Медведев выполнял в основном именно «передаточную», формальную функцию. И
пребывание Медведева в Кремле вполне вписывается в рамки застольной прибаутки: «Между первой и второй перерывчик небольшой».
Так что, «закусив» Медведевым, российская история вновь «налила» себе Путина.