Цивилизация
История российского государства последних двух веков, включая события вчерашних дней, неумолимо свидетельствует о том, что Россия является действительно уникальной страной, чье общество и политическая система не поддаются ни эволюционным, ни революционным изменениям. Революция, уничтожившая российскую монархию, заменила ее в конечном счете тем же самодержавным режимом, только более жестоким и кровавым. В свою очередь, антитоталитарный катаклизм 1991 года, посеяв, как и в первом случае, иллюзорные надежды на демократическую эволюцию власти и общества, вновь вернул Россию к ее привычному состоянию, которое сегодня можно охарактеризовать как некий пароксизм самодержавия, граничащий с абсурдом.
Надо признать, что многовековая незыблемость или, говоря по-современному, стабильность отношений между российской властью и российским обществом сама по себе весьма органична.
И власть, и общество гармонично объединены одним желанием – чтобы их оставили в покое.
Власть устала от постоянных нападок оппозиции, а также зарубежных критиков и хотела бы безмятежно наслаждаться своим беспредельным комфортом, не отвлекаясь на бессмысленную полемику о степени собственной безнравственности. В свою очередь, общество тоже устало от адресуемых ему упреков в инертности, в рабском послушании властям и призывов к борьбе против высокопоставленных «жуликов и воров». Но при этом общество вдобавок раздражено этими упреками и призывами потому, что, внутренне признавая их справедливость, смутно ощущает свою почти врожденную неспособность к систематическим личным усилиям по изменению к лучшему окружающего мира.
Чугунная незыблемость российской политической системы зиждется именно на этой молчаливой солидарности власти и общества, которую не в состоянии разрушить даже сегодняшний чудовищный разрыв между благосостоянием российской элиты и российских масс.
О какой революции болтают наши прекраснодушные мечтатели, когда критическая масса российских обывателей, в кои-то веки дорвавшихся, наконец, до собственных автомашин, постоянно растет? Да уже за одно это рядовые граждане готовы не замечать безудержного, ненасытного воровства власть имущих на всех уровнях, их хамскую чванливость, их вранье и их высокомерное презрение к насущным нуждам общества. Кстати, мало кто из ликующих по поводу действительно впечатляющей победы Урлашова на выборах мэра в Ярославле обратил внимание на то, что она была обеспечена всего лишь сорока процентами избирателей. А это означает, что большинству ярославцев было абсолютно все равно, кому достанется победа.
Вот именно это сознательное самоотстранение большинства рядовых россиян от участия в обустройстве собственного общества и является основой того традиционного и противоестественного симбиоза, в котором российская масса всегда сосуществовала и, судя по всему, и дальше будет сосуществовать с властью.
Впрочем есть и еще один фактор, подкрепляющий это сосуществование. Это та граничащая с ненавистью неприязнь, которую и власть, и массы всегда испытывали к той неприкаянной прослойке российского общества, которую именуют интеллигенцией. Российские властители ее никогда не любили и не любят за морализаторские разоблачения их многочисленных злоупотреблений. А российская масса, как и чеховская Дашенька, – за то, что интеллигенты «образованность свою хочут показать и все время говорят о непонятном». И еще за то, что именно интеллигенция подметила в российской массе ее упорное, иррациональное неприятие любых, даже благотворных для нее перемен и, хуже того, убежденно пыталась бороться с этим неприятием. Перечитайте «Новую дачу» того же Антона Павловича. Помните? «Жили мы без моста и не желаем… Нам ездить некуда, на что нам мост? Нужно, так и на лодке переплывем».
Вообще-то российским властям давно бы уже следовало внести в списки экстремистской литературы некоторые произведения и Чехова, и Гоголя, и Салтыкова-Щедрина, и Лескова, и Куприна, и даже Горького с его «Климом Самгиным», исчерпывающе объясняющим природу волшебного превращения вчерашних наших либералов в поклонников Михаила Каткова. Впрочем, их сегодня и так не читают.
Между тем самой большой бедой русских интеллигентов является то, что они изначально оставались и остаются инородным телом в российском обществе. Образно выражаясь, российская масса и российская власть вырастали на российской почве, а интеллигенция – на гидропонике. Если что ее и объединяет с российской массой, так это все та же органическая неспособность к длительным и систематическим усилиям, а главное, к реалистической самооценке.
В середине позапрошлого века российская интеллигенция начинала свое существование, предаваясь схоластическим спорам в салонах. В советское время она была вытеснена на кухни. Сегодня ей принадлежит гораздо более обширное пространство, если учитывать существование относительно свободной прессы, интернета, правозащитных организаций и всякого рода коллоквиумов. В последние месяцы это пространство расширилось до, условно говоря, Болотной площади, но именно тут и выяснилось, что мироощущение вождей нашей оппозиции не менее мифологично, чем мироощущение власти.
«Креативное» и зачастую остроумное поношение власти и призывы «вывести миллион» на улицы Москвы оказались не намного умнее и продуктивнее «презервативной» лексики и панических баек о легионах «агентов вашингтонского обкома», готовых продать Россию и, хуже того, прикарманить вырученные деньги.
В целом же все это является убедительным подтверждением нашего изначального тезиса о том, что самодержавная Россия обречена на вечное существование в триединстве своих традиционных ипостасей – российской власти, российских масс и российской интеллигенции, патологически неспособных к эволюционным изменениям своей сущности.
И если когда-нибудь каким-то чудом в России свершится революция – не «оранжевая», разумеется, а исконно русская, под лозунгом «грабь награбленное», — все быстро вернется на круги своя, и Россия вновь застынет в сознании своего самобытного величия и своей планетарной миссии.
