Цивилизация
«Арабская весна» стала абсолютной неожиданностью для мирового сообщества. Внезапность и синхронность антидиктаторских взрывов в целом ряде арабских стран, на первый взгляд, носили неестественный характер, а поэтому попытки объяснить или хотя бы осмыслить это явление носили либо конспирологический, либо слишком прямолинейный характер. Демократические цели, которые провозглашали борцы против местных диктатур, неизменно вызывали подозрения в том, что они действуют по заданию и сигналу Запада, а неряшливая авантюра западной коалиции в Ливии эти подозрения лишь укрепила. В то же время
открытое и активное участие в этих движениях исламских партий порождало панические прогнозы о ближайшем и повсеместном триумфе «Аль-Каиды» (организация запрещена в России) и о грядущей агрессивности мусульманского мира со всеми вытекающими из этого последствиями.
Споры на эти темы были еще в самом разгаре, когда «арабская весна» преподнесла политикам и экспертам еще один сюрприз. В Тунисе на первых же после падения диктатуры парламентских выборах победу одержала исламская партия, а Ливия и вовсе объявила о том, что ее будущее политическое устройство будет строго следовать принципам шариата вплоть до запрета разводов и поощрения многоженства. Все это происходит на фоне растущей в Египте популярности «Братьев-мусульман» (организация запрещена в России). Эти события застали мировое сообщество врасплох, и об этом нагляднее всего свидетельствует тот невнятный лепет, с помощью которого Европа тщетно пыталась убедить себя и других в том, что произошедшее полностью отвечает ее давним предвидениям.
Впрочем, подобного рода конфузы будут неизбежны до тех пор, пока современные политики, включая российских, будут смотреть на эволюционные процессы в мире исключительно сквозь призму геополитики, как это принято в условиях победившей глобализации.
Между тем, если взглянуть на происходящее в арабских странах и в мусульманском мире в целом с точки зрения их внутренней исторической эволюции, становится очевидным, что нынешние события являются ее закономерным и неизбежным этапом и вызваны объективной потребностью в национальной самоидентификации. В XIX веке и в первой половине ХХ века этот процесс (за немногими исключениями) был искусственно заторможен европейской колонизацией на всем пространстве «мусульманского пояса», от севера Африки до Юго-Восточной Азии. Уходя из этого пространства, европейская цивилизация считала своим долгом оставлять ему в наследство структуры, бездумно имитирующие политическое устройство бывших метрополий, но не имеющие ничего общего с местными религиозными и социальными традициями. Исчерпывающим и выразительнейшим примером этого самообмана можно считать Мавританию, которая после независимости, обретенной ею в 1960 году, стала внешне благообразной парламентской республикой, но при этом поддерживала у себя официальный институт рабства вплоть до 1980 года. В этой ситуации как в капле воды отражалось
общее противоречие постколониальной государственности мусульманских стран: она возникла и устоялась под влиянием бывших метрополий, но именно в силу этой причины она априори не могла полностью отвечать ментальности, традициям и социальному укладу, а проще говоря, национальной идентичности местных обществ.
Сегодня просто пришла пора модифицировать эту государственность в соответствии с давно вызревавшим запросом национальной самоидентификации, которая включает в себя и религиозную составляющую. И если европейская демократия в свое время выросла из корней христианской морали, то почему мы должны отказывать исламу в способности дать импульс к возникновению демократии «с мусульманским лицом»?
То, что происходит в Магрибе, в Африке в целом, в Турции, в Египте, является не столько отрицанием западных, по сути христианских ценностей, сколько естественным укреплением местных религиозных, этнических и этических традиций путем возведения их в легальные формы. Те, кто ожидал, что те же, например, арабы в условиях мондиализации будут строить свои общества по европейским лекалам, были просто наивны, если не сказать невежественны. Уж на что Тунис считался «европейской» страной, а ведь поди-ка – вернулся к исламу при первой возможности. Причем под абсолютно искренним лозунгом стремления к демократии.
Но еще более убедительный прецедент нам преподносит Турция, которая в течение целого века жила в условиях демократии, учрежденной Кемалем Ататюрком по европейским лекалам. В последнее десятилетие выяснилось, однако, что эта демократия функционировала под свирепым присмотром армии, которая в конечном итоге потеряла политическое влияние под напором сторонников исламской идентичности турок, не имеющих, кстати, ничего общего с исламскими радикалами.
Принято считать, что ислам является самой консервативной религией в мире, которая не желает считаться с изменениями, постигшими человеческое сообщество со времен пророка Мухаммеда. Разумеется, если об исламе судить по Саудовской Аравии, это мнение покажется бесспорным. А вот «арабская весна» этот тезис успешно опровергает. Прежде всего потому, что это явление было естественной и точной реакцией на изменения, произошедшие на нашей планете в условиях глобализации, которая при всех своих эмансипирующих достоинствах стала угрозой для национальной идентичности многих стран, считавшихся неуязвимыми в этом отношении. Достаточно взглянуть на то, что сегодня происходит в «наднациональной» Европе, чтобы убедиться в справедливости этого утверждения.
Трудно сказать, насколько агрессивным по отношению к другим станет рождающийся на наших глазах самостоятельный и самодостаточный исламский мир. На первый взгляд, это
отчетливое стремление к самоидентификации может привести к некоей «модернизации» ислама, а следовательно, и исламской политической культуры. Тем не менее если этот процесс будет доведен до логического завершения, то мы неизбежно придем к новому мировому расколу. И он, скорее всего, будет более выраженным и длительным, чем недавние идеологические противостояния.
Но означает ли это, что пресловутый конфликт цивилизаций неизбежен? Все здесь будет зависеть от того, насколько болезненно отнесутся к этому явлению сильные мира сего, которые уже давно рассматривают международные процессы как своего рода геополитическую игру, самонадеянно абстрагируясь от таких понятий, как национальное самосознание и национальная идентичность. Но еще и от того, насколько разумно исламский мир распорядится плодами своей «модернизации» и сумеет ли он, ощутив свою новую сплоченность, устоять перед соблазном войны против «неверных». В конце концов, тот же Иран является вполне сложившимся государством, что делает еще более опасным его религиозный фанатизм.
А теперь взглянем на то, как «арабская весна» отражается в России. Власть отреагировала на это явление так же панически, как и в случае с «цветными революциями». Видимо, искренне полагая, что самобытное российское общество и впрямь способно организованно последовать примеру египтян или тунисцев. При этом во властных структурах не нашлось никого, кто обратил бы внимание на то, что в мусульманских республиках Российской Федерации (и не только на Кавказе) идут, по существу, те же процессы, которые предшествовали «арабской весне». Другими словами, в этих регионах идет точно такой же поиск национально-культурной и религиозной идентичности. И если в Татарстане и в Башкирии это явление остается в рамках политкорректности, то на Кавказе оно приняло практически неуправляемый характер. И
наше злорадство по поводу шариатского будущего Ливии выглядит абсолютно неуместным на фоне практически шариатской Чечни. Тем более что чеченский шариат является всего лишь прихотью местного князька, а вовсе не объективной потребностью самих чеченцев.
Игнорирование властью этих очевидных процессов ведет к тому, что они все чаще принимают характер фольклорно-уголовного противостояния между «русскими» и «нерусскими», между «мусульманами» и «неверными». Одни пляшут лезгинку на Манежной площади, другие идут на эту площадь, чтобы бить кавказцев. Одни ликуют по поводу того, что Курбан-байрам собрал в Москве 170 тысяч мусульман, а «Русский марш» — всего семь тысяч, другие требуют запретить строительство мечетей в русских городах. Но и те, и эти все чаще ищут повод, чтобы перестрелять друг друга из травматических пистолетов.
В этой ситуации власть наглядно демонстрирует свою беспомощность, пытаясь исправить положение с помощью убогих проповедей в духе кота Леопольда о необходимости уважения местных обычаев и соблюдения правил приличия. Но при этом она с маниакальным упорством действует так, что превращает закономерный и естественный поиск национальной идентичности всех народов России в межэтническое и межрелигиозное противостояние.
В последнее время российские политики и представители РПЦ делают заявления, из которых следует, что восстановление русских национальных традиций и православной морали является единственным условием восстановления национальной идентичности Российской Федерации как государства. Все остальное – это факультатив, о котором не стоит даже упоминать. Именно поэтому «государствообразующий народ» продолжает метаться между тремя доступными его воображению способами решения «кавказской проблемы» — запретить кавказцам въезд в российские города, отделить Кавказ от России или выселить кавказцев за пределы исконно русского Кавказского хребта.
Зато мы твердо знаем, что Путина и Кадырова нам послал Аллах. Правда, трудно сказать, с какими намерениями…
