Путину повезло. Он приехал в Пекин точно к столетию Синьхайской революции, которая покончила со старым Китаем, а заодно и с тамошними древними способами приема иностранных визитеров. Если бы он повез китайцам на продажу российские нефть и газ не сегодня, а в какую-нибудь другую эпоху, то обнаружил бы, что хозяева при всей снисходительности тона держатся как-то слишком уж свысока и при этом ничего не собираются покупать.
Ведь мир, по древним китайским понятиям, состоял из трех частей. Во-первых, из внутренних областей, то есть самого Китая. Во-вторых, из внешних областей, из которых дань поступала регулярно, что свидетельствовало о похвальном стремлении тамошних жителей приобщиться к цивилизации. И, в-третьих, из областей еще более внешних, откуда дань поступала нерегулярно или не поступала вовсе — безусловно, по причине дикости местных обитателей.
Лет двести с небольшим назад британский король послал в Китай своих дипломатов с изделиями английской индустрии, намекая на желательность торговых связей. Британия первой на планете стала сверхдержавой нового типа — «мастерской мира» — и добивалась, чтобы все человечество покупало ее промышленные изделия.
Но английская дань не понравилась. «Искренность вашего послания обнаруживает уважительное и похвальное смирение с вашей стороны, — ответил королю император Цяньлун. — Властвуя над миром, я не имею другой цели, кроме как поддерживать совершенное управление. Ваши странные предметы не представляют для меня интереса. А вам, король, надлежит выказывать мне еще большую преданность, лояльность и покорность нашему трону. Трепетно подчиняйтесь и не проявляйте небрежения!»
Это, пожалуй, был последний случай, когда старый Китай говорил с внешним миром на привычном своем языке.
Тысячелетиями дальневосточная сверхдержава не нуждалась ни в какой модернизации, поскольку китайский образ жизни и без того служил образцом для окружающих земель. Не нуждалась она и во внешней торговле, поскольку все производила для себя сама. И уж совершенно не нуждалась в уважении иностранцев. Ведь его отсутствие с головой выдавало их как совершенных дикарей.
Девятнадцатый век принес Китаю разочарования, которых он, видимо, никогда еще не переживал за всю предыдущую историю. Самоочевидное, казалось бы, величие рассыпалось на глазах. Новоявленные западные сверхдержавы, отталкивая одна другую, вырывались вперед, пытаясь руководить миром — каждая со своим способом соединять экономическую и военную мощь и модернизаторский порыв.
После разгрома наполеоновской Франции сверхдержавами оказались: на морях — Британия, а на континенте — Россия (до Крымской войны). Потом на роль континентального гегемона стала претендовать бисмарковская Германия, а к концу XIX века обязанности главного мирового экономического колосса все явственнее переходили от Англии к Соединенным Штатам.
Но никто, если не считать преступной гитлеровской империи, не претендовал взять на себя руководство всем мировым порядком. Это руководство сложилось только в середине XX века, когда планету наконец поделили два мировых полицейских — Америка и СССР. Каждый по-своему, они поддерживали мировую дисциплину и были поэтому сверхдержавами в полном смысле этого слова.
К 90-м годам XX века из двух осталась одна и вообразила, что навсегда, хотя рядом уже поднимался новый гигант. Точнее, старый, который освоил новые правила игры.
Сначала казалось, что у Китая нет шансов. Мятеж саперного батальона в городе Учане, произошедший 10 октября 1911 года, стал началом Синьхайской революции, столетний юбилей которой сейчас отмечают. Как и все великие революции, она не только ликвидировала старую монархию и открыла дорогу к новой жизни, но и дала старт государственному распаду.
Единый Китай восстал из пепла только в 1949-м. Его сходство с Советским Союзом казалось и до сих пор кажется таким очевидным, что призывы учиться у китайцев выглядят сегодня вполне разумными рецептами восстановления потерянной российской сверхдержавности.
На самом деле ни малейших предпосылок чему-то у них научиться сегодня нет. По правде сказать, их немного было и раньше.
Симпатизирующий Мао Цзэдуну западный историк, сравнивая его со Сталиным, утверждал, что разница между ними — это все равно что разница между умышленным убийцей и убийцей по неосторожности. Так это или нет, но председатель Мао, который «по неосторожности» уморил голодом или погубил в тюрьмах и колониях десятки миллионов человек, действительно не занимался планомерным истреблением старых руководящих кадров. После его смерти эти кадры вернулись из опалы во власть и в отличие от наших номенклатурщиков брежневского, постбрежневского и путинского призыва решили несколько исторических задач, которых наши вожди даже и осмыслить не сумели.
Во-первых, они создали систему планомерного обновления руководящих кадров. Там нет ни пожизненных президентов, ни вечных начальников прочих уровней. Во-вторых, они, пусть и не на сто процентов, отделили класс бюрократов от класса бизнесменов. Это сделало возможным ориентацию тех и других на интересы страны, а не на ее разграбление и дало ключ к пресловутому китайскому экономическому чуду, начавшемуся 33 года назад (и отсчитываемому с китайской пунктуальностью от III пленума ЦК КПК 11 созыва, состоявшегося в декабре 1978 года).
С тех пор экономика Китая выросла в десятки раз. Когда он обогнал нас, не станем и вспоминать, но в 2001-м он обошел Японию, сделавшись второй экономикой мира, а в годы последнего кризиса, когда все вокруг падали, вырос еще на треть и стал в полном смысле экономической сверхдержавой.
Сегодняшний Китай — это самая большая промышленность, самый большой экспорт и самое большое сельское хозяйство на планете. В позапрошлом веке Британия была мастерской мира. В прошлом веке роль этой мастерской, а попутно и роль всемирного военного завода, и мирового конструкторского бюро освоили Соединенные Штаты. В нынешнем веке обязанности всемирного сборочного цеха освоил Китай.
Его ВВП (15% мирового) отстает от американского (почти в полтора раза) только из-за малоразвитой сферы обслуживания. Но
размеры китайской экономики уже в два с половиной раза больше японской или индийской, втрое с лишним — германской и вчетверо — российской.
Китай стал сверхдержавой раньше, чем сделался богатой страной. Обогнать Америку по размерам экономики и выйти на среднемировой уровень подушевых доходов ему предстоит одновременно, хотя и скоро — года через четыре-пять, если они будут для него бескризисными.
Стал ли он и военной сверхдержавой? Стал или вот-вот станет. Хотя это и не афишируется, но китайские военные расходы, возможно, достигли $200 млрд, а это означает, что всем другим странам, кроме Америки, о соревновании с ним можно забыть.
Остается один вопрос, причем главный. Чья-либо сверхдержавность — это ведь такая вещь, которая касается всех, нравится им это или нет. Какой была сверхдержавность советского образца — человечество помнит. Какая она у Америки — знает. А вот какой будет у Китая? СССР и США были мировыми жандармами, этакими унтерами пришибеевыми, а унтеров, силком навязывающих свои порядки, никто нигде не любил и не полюбит. Но ведь в нашем буйном мире станет еще хуже, если жандарм вообще плюет на порядок и занят только собственными делами
Сегодняшний Китай занят именно собственными делами. В первую очередь организацией поставок для себя сырья из разных краев. Один из таких краев — Россия, притом не главный.
Отношения Пекина с Москвой — это уже вполне устоявшиеся отношения взыскательного старшего брата с получающим уроки дисциплины младшим. «Уважительного и похвального смирения» Пекин в официальном бумагообороте теперь уже не требует. Он его требует только на деле. Уважительно и смиренно переданные недавно китайцам острова на Амуре около Хабаровска по площади как раз равны южнокурильским Хабомаи и Шикотану, которые когда-то давно предлагались Японии в порядке компромисса, а теперь не будут ей отданы ни за что. Потому что не стала сверхдержавой.
На китайских условиях будут перекачиваться и продаваться и российские нефть с газом, сколько бы ни упирались в Кремле и каким бы извилистым путем к этому ни шли.
Китаю нужно много сырья, а у него взамен полно потребительских товаров. Вот вам и формула отношений, очень похожая на формулу отношений передовой Британии со скромной Аргентиной в XIX веке. В прошлом году вес России в обороте китайской внешней торговли был 2% (меньше $60 млрд). Но впереди новые рубежи. «В этом году мы выйдем как минимум на $70 млрд, а может быть, даже больше — к 80 приблизимся. Убежден, что у нас есть все для того, чтобы к 2015-му достичь уровня 100 млрд, а к 2020 году — 200 млрд…» Путин почему-то любит приурочивать великие свершения к 2020 году. Если и эта его мечта сбудется, то Россия станет наконец вполне различимым сырьевым придатком великого соседа, поднявшись в его товарообороте до 5—6%.
Хорошо или плохо зависеть от того, кто гораздо сильнее тебя? Дело вкуса. Но стремиться к тому, чтобы эта зависимость еще и увеличивалась год от года, и притом на фоне все растущего собственного технологического отставания? Смягчающее соображение одно.
Размах мировых притязаний Китая не будет безграничен. Сделавшись и оставаясь сверхдержавой, заняв место первой экономики мира, он не станет властителем человечества, даже если допустить, что захочет этого.
Доля Китая в населении планеты сейчас 19% и понемногу снижается из-за низкой рождаемости. А вес его в мировой экономике в обозримом будущем вряд ли поднимется выше 25—30%. Его хозяйство перегрето. Экспортная модель роста выдала почти весь свой ресурс. Перекачка работников из села в город уже не даст прежнего прироста рабочих рук — доля занятых в аграрном секторе снизилась до 38%. Зато число престарелых растет быстрее, чем в большинстве других стран.
А тем временем десятками поднимаются новые державы, не обязательно огромные, но полные энергии. Жаль, что наша страна в отличие от них плывет по течению, и это течение тащит ее в застойные воды, куда-то под бок сверхдержавного соседа.