Закономерно вошедшая в топ мировых бизнес-новостей сделка «Роснефти» и ExxonMobil на самом деле куда менее победоносна для российской компании, чем сорвавшийся альянс с BP. Та сделка предусматривала обмен акциями, что автоматически делало «Роснефть» тесным партнером одной из крупнейших нефтяных компаний мира. Та сделка давала нашей компании (читай: российской власти) реальную возможность регулировать свое участие в проектах BP по всему миру.
Exxon на обмен акциями не пошла (и тем самым существенно уменьшила политические риски от взаимодействия с «Роснефтью») и не взяла на себя никаких жестких обязательств по координации с российской стороной своих зарубежных проектов.
При этом американцы получили доступ к российской части арктического шельфа — потенциально гигантской дополнительной ресурсной базе, не поступившись степенью своей независимости от российских властей. По этой сделке Exxon рискует лишь не окупить свои инвестиции в российский арктический шельф, если ожидания относительно тамошних запасов нефти или ее качества не подтвердятся. У «Роснефти» же не было иной возможности укрепиться в роли серьезного игрока на мировом нефтяном рынке и привлечь инвестиции.
Сделка с BP сорвалась окончательно. Партнерство с Китаем, которому «Роснефть» должна по кредиту около $25 миллиардов, явно буксует.
Представители компании стали даже говорить о досрочном возврате этого кредита, если не удастся договориться о параметрах поставок нефти в Китай и транскитайском нефтепроводе.
Есть еще одна причина, по которой российские власти вынуждены привлекать иностранных партнеров к разработке нашей части арктического шельфа, — технологическая. Россия просто не располагает оборудованием и технологиями для ведения геологоразведочных работ в условиях арктического шельфа. Партнерство с Exxon является очевидным шагом в привлечении на российский арктический шельф критически необходимых финансовых и технологических ресурсов.
Наконец, сама форма отношений — стратегическое партнерство — не является гарантией того, что «Роснефть» получит от Exxon лакомые куски в ее американских и международных проектах.
Стратегическое партнерство без обмена акциями выглядит скорее как форма протокола о намерениях, а не жесткий бизнес-договор с конкретными сроками, размером инвестиций и взаимными обязательствами сторон. Достаточно вспомнить, что стратегическим партнером «Роснефти» в России в разработке ряда месторождений является «Газпром нефть» — та самая компания, которая вообще могла поглотить «Роснефть» (о возможности слияния этих компаний в бытность президентом публично говорил Владимир Путин). Отношения между этими двумя компаниями, несмотря на стратегическое партнерство, явно далеки от идеальных.
Любое стратегическое партнерство в нефтяном бизнесе без обмена акциями и активами — это крайне абстрактный договор. В случае с «Роснефтью» и Exxon речь идет о гигантских инвестициях, но растянутых на десятилетия — а это срок, сопоставимый с вечностью.
Особенно по российским меркам, где, при всей видимости стабильности, политическая ситуация в ближайшие годы может поменяться.
Именно поэтому считать соглашение с Exxon большой политической победой российской власти, показателем силы Путина или компании «Роснефть» было бы сильным преувеличением, хотя в имиджевом плане оно крайне удачно. Но это прежде всего прагматическое соглашение, характер которого таков, что его срыв не повлечет никаких серьезных судебных или финансовых последствий ни для одной из сторон.