Цивилизация
Если бы СССР существовал и сегодня, его пропаганда переживала бы нынче золотые деньки. Для освещения «нелегкой борьбы рабочего класса в странах капитала за свои права» ей практически не нужно было бы лгать или преувеличивать: волна социального протеста в Европе в последнее время действительно поднялась высоко.
Речь идет не только о Греции, которая балансирует на грани дефолта и живет в режиме перманентных забастовок и демонстраций против правительственных мер жесткой экономии.
Многотысячные манифестации и забастовки, организованные теми, кто недоволен экономической ситуацией и социальной политикой властей, прошли с начала этого года в Великобритании, Испании, Италии, Польше, Португалии, Франции, Чехии и ряде других европейских стран.
Модель социального капитализма, характерная в первую очередь для стран континентальной Европы, явно находится в кризисе.
Причин тому много, и последнее слово в их изучении еще долго не будет сказано. Очевидно, что в последние десятилетия изменился не только характер капитализма, но и сами принципы социальной организации. В нынешнем обществе, которое некоторые исследователи называют «сетевым», характер конфликта между трудом и капиталом меняется. Как отмечает известный американско-испанский социолог Мануэль Кастельс, «в условиях сетевого общества капитал скоординирован в глобальном масштабе, тогда как труд индивидуализирован. Борьба между многообразными капиталистами и самыми различными рабочими классами перетекает в категорию более глубинного противоречия между голой логикой потоков капитала и культурными ценностями человеческого бытия».
Говоря проще, развитые страны столкнулись сразу с несколькими неблагоприятными тенденциями. Глобализация привела к оттоку промышленных производств низшего и среднего технологического уровня в те регионы мира, где рабочая сила дешевле, прежде всего в Восточную и Юго-Восточную Азию. Для экономических гигантов вроде США или стран, располагающих множеством высокотехнологичных производств, вроде Германии это не так страшно, а вот множество малых и средних стран юга и востока Европы подобная «деиндустриализация» ставит в сложное положение. Ее сочетание с финансовым кризисом, сильно ударившим и по непроизводственному сектору, ведет к последствиям почти катастрофическим. Так, в Испании уровень безработицы достиг 21%, а в возрастной категории до 30 лет превышает 40%! Не удивительно, что в испанских городах в последние месяцы прошли бурные акции социального протеста молодежи, в Барселоне завершившиеся довольно крупными беспорядками.
В Европе, прежде всего Южной и Восточной, возникает слой «сердитых молодых людей», которые, с одной стороны, привыкли к довольно высоким стандартам потребления, а с другой — не могут найти себе применения в нынешнем обществе, надеясь на случайные заработки или социальные пособия.
Последние между тем быстро сокращаются, ведь бюджетная дисциплина вошла на Западе в моду. С одной стороны, это выглядит неизбежным: вывод о том, что многие страны давно уже живут не по средствам, трудно оспаривать. Кое-где ситуация такова, что оппозиция, приходящая к власти на волне общественного недовольства, покорно подписывается под долговыми обязательствами своих предшественников. Именно это произошло после недавних выборов в Ирландии и Португалии, где новые правительства ухватились, как за соломинку, за предложенные прежним кабинетам огромные кредиты Евросоюза и МВФ.
Главный «больной человек Европы» Греция тоже, кажется, смирилась с неизбежным. Забастовки и демонстрации в Афинах — источник эффектных телевизионных кадров, однако эти акции отражают мнение пусть активного, но все же меньшинства граждан Греции. Большинство же к революции не готово и пребывает в растерянности. По данным социологических опросов, проведенных в конце мая, 76% греков не верят, что меры жесткой экономии, предложенные правительством Георгиоса Папандреу, выведут страну из кризиса. При этом большинство выражает согласие с этими мерами: 54% считают необходимым сокращение рабочих мест в госсекторе, 60% поддерживают масштабную приватизацию.
В целом получается послание граждан политикам, которое можно выразить фразой: «Мы вам не верим, у вас наверняка ничего не получится, но, черт возьми, делайте же что-нибудь!».
С другой стороны, у электората, и не только греческого, возникают закономерные вопросы. Главный из них касается ответственности властей за их действия, отражающиеся на уровне жизни граждан. Мало кто в Европе сейчас сомневается в том, что сегодняшний социально-экономический кризис имеет и политическое измерение. Во-первых, тенденции, которые к нему привели, появились отнюдь не в последние три года, и неготовность многих правительств к случившемуся не может не удивлять. Греция с ее масштабными фальсификациями экономической статистики, скрывавшей истинную глубину финансовой пропасти, конечно, пример экстремальный. Но проблемы с бюджетным дефицитом, финансированием системы здравоохранения и государственных пенсионных фондов появились практически везде. Как пишет австрийская газета Der Standard, «мы посмеиваемся над греками, но греческий синдром — вещь куда более заразная, чем многие из нас думают».
Во-вторых, лихость, с которой правительства порой распоряжаются средствами граждан, не может не вызывать ответной негативной реакции. Так, в Венгрии в конце прошлого года кабинет Виктора Орбана обнародовал план фактической национализации негосударственных пенсионных фондов, не приведя в пользу этой меры убедительных аргументов, кроме одного: прохудившейся венгерской казне позарез нужны деньги. Этой весной Орбан пришел с новой инициативой: отменить право раннего выхода на пенсию по выслуге лет для профессий, связанных с повышенным риском (военных, полицейских, пожарных), причем придать соответствующему закону обратную силу. Представителей указанных профессий, выразивших свое возмущение, премьер назвал «клоунами». В ответ в центре Будапешта прошла демонстрация против нового закона, участники которой пришли протестовать в клоунских костюмах. Неясно, правда, надолго ли они сохранят столь добродушное настроение...
В-третьих, нынешние решения Евросоюза о многомиллиардной помощи своим наиболее бедствующим членам, видимо, неизбежны ради сохранения стабильности еврозоны и всей конструкции ЕС, но они вновь выводят на первый план давние вопросы о демократической легитимности европейских институтов. Европейский избиратель еще не привык к тому, что все большее число решений, касающихся его кармана, принимается в Брюсселе людьми, за которых он во многих случаях непосредственно не голосовал. Очевидно, что Лиссабонский договор — фактическая конституция Евросоюза, с большим трудом «продавленная» Брюсселем, — был слишком большим компромиссом между ЕС и правительствами стран-членов. Он не привел политическую составляющую европейской интеграции в соответствие с экономической, а потому со стороны избирателей все чаще будут звучать вопросы типа: на что вы тратите наши деньги? разрешали ли мы вам давать их Папандреу (или кому-то еще)? С другой стороны, фактическое внешнее управление, под которое медленно, но верно попадает Греция, заставляет задуматься о том, насколько быстро отдельные национальные государства могут превратиться во всего лишь провинции единой Европы, каким образом будет регулироваться этот процесс и чьим интересам он будет отвечать.
Тем не менее всё познается в сравнении.
Нынешние европейские «гроздья гнева» довольно велики, но не настолько, чтобы угрожать самому существованию демократии и капитализма в отличие, скажем, от времен Великой депрессии начала 1930-х годов.
Социальные проблемы нарастают, но речь в большинстве случаев идет лишь об относительном обеднении, а не об абсолютном обнищании миллионов людей. Доля бедных за три кризисных года в Евросоюзе практически не изменилась и находится в среднем по ЕС на уровне 17—18%. И только в двух беднейших странах союза, Румынии и Болгарии, она сопоставима с некоторыми бывшими советскими республиками и государствами «третьего мира». Главная проблема европейского капитализма не в том, что он якобы идет ко дну: за последние полвека создан изрядный запас прочности, который позволит Европе удерживаться на плаву еще много лет. Проблема в том, что не видно стратегических решений, способных дать нынешней модели социально ориентированного капитализма долгосрочные перспективы стабильного развития.
Остальной мир пока не предлагает никаких альтернатив, если вынести за скобки откровенно маргинальные модели вроде основанного на сырьевых запасах благоденствия малонаселенных аравийских королевств. Нельзя считать альтернативой и откровенно антисоциальный капитализм с прогрессирующим расслоением общества, нередким отсутствием элементарного социального обеспечения и ограничением гражданских прав, характерный даже для большинства стран группы БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южная Африка), активно создающей себе имидж своего рода всемирной надежды. Глобализация, как ни странно, пока не справилась с разделенностью мира, в котором разные социально-экономические модели ведут борьбу за благоденствие, но пока, увы, проигрывают ее.
