Цивилизация
Вручение Нобелевских премий редко обходится без скандалов. Недовольные есть всегда. Вот и сейчас в их числе оказался Ватикан. Когда лауреатом в области медицины был объявлен Роберт Эдвардс, глава Папской академии жизни Игнасио Карраско де Паула отреагировал на новость крайне эмоционально: премия в данном случае «совершенно неуместна», заявил он агентству ANSA. Негодование главного ватиканского эксперта по биоэтике объяснимо: у католической церкви давние претензии к 85-летнему британскому эмбриологу.
В 1978 году Эдвардс после долгих экспериментов сумел оплодотворить яйцеклетку вне тела матери. С тех пор разработанный им метод ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение) помог появиться на свет четырем миллионам детей. И все это время Ватикан относился к ЭКО довольно критично, поскольку метод посягал на ключевые католические ценности — святость брака и святость жизни.
Если ребенок зачат вне тела, это подрывает сакральные основы брачного союза. Если эмбрионы погибают в ходе процедуры – гибнет человеческая жизнь, возникающая, как учит христианство, в момент зачатия.
Эти претензии и повторил епископ де Паула, но через несколько часов выступил с официальным заявлением, где оговорился, что его интервью отражало личное мнение. Теперь он подчеркнул, что признает большие заслуги Эдвардса в медицине, но упреков своих все же не дезавуировал. Открытие британского ученого распахнуло двери для всякого рода злоупотреблений, ведь лишние эмбрионы, сохраняющиеся после процедуры ЭКО в замороженном виде, породили целый рынок, на котором торгуют человеческими жизнями.
Оговорки ватиканского специалиста по биоэтике не только дипломатический ход (хотя находящийся в эпицентре сексуальных скандалов Ватикан и понимает, что суждения об этой сфере жизни следует делать с особой осторожностью). Дело в том, что проблема ЭКО ставит перед католическим богословием серьезную проблему. Да, метод косвенно посягает на святость жизни, но, когда в результате возникает новая жизнь, приносящая радость потерявшим всякую надежду родителям, разве она не свята? Не получается ли, что ценность жизни эмбриона перевешивает ценность жизни родившегося человека? Разве не сказано в Библии «плодитесь и размножайтесь»? Вопрос этот непростой, поэтому
де Паула и его единомышленники не отрицают допустимости искусственного оплодотворения, но хотят, чтобы оно максимально напоминало естественное и не выходило за рамки этических норм. Конечно, понятых в свете католического учения.
Это и вызывает раздражение их светских оппонентов, которые не устают подчеркивать, что традиционная мораль безнадежно устарела и не отвечает требованиям современной науки и культуры. Но, если приглядеться к их спорам с католиками по поводу ЭКО шире, к проблемам биоэтики в целом, видишь, что даже между самыми горячими оппонентами есть нечто объединяющее, а именно безусловное признание ценности человеческой жизни. Разногласия возникают там, где сталкиваются интерпретации — а когда она, собственно, начинается?
Присуждение Эдвардсу Нобелевской премии не осталось незамеченным и в Русской православной церкви. Вначале протоиерей Николай Балашов подчеркнул негативные моменты ЭКО: этот метод может посягать на достоинство человеческой жизни, которая зарождается в момент зачатия, и создавать сложные этические проблемы в семейных отношениях (суррогатное материнство, использование донорского генетического материала и т. д.). А потому церковь не может одобрить использование подобных технологий. Однако вскоре
протоиерей Всеволод Чаплин признал, что само по себе ЭКО не несет ничего дурного, если совершается в рамках брака и не связано с получением избыточных эмбрионов.
Сходство католического и православного подходов налицо. (Разве что епископ де Паула поправил себя сам, а у нас один протоиерей поправил другого, наглядно продемонстрировав, чем отличается православная соборность от католического централизма). Но этим сходством все и ограничивается, потому что РПЦ предстоит доказывать свою правоту в обществе, где мало кто помышляет о достоинстве человеческих зародышей.
На западе защитники и противники ЭКО исходят из одной предпосылки – высочайшей ценности человеческой жизни, однако трактуют это понятие по-разному. Споры отсюда. В нашем обществе проблема так не стоит. Широкая публика об этих вещах и вовсе не задумывается, а церковь до недавнего времени они занимали скорее в умозрительном плане: ох уж эти эксперименты с эмбрионами, небогоугодное дело!
Пренебрежение вопросами биоэтики роднит нас с Востоком. Ни Россия, ни Индия, ни Китай просто не могут еще осознать эти проблемы в качестве насущных. Да и как можно помышлять о них всерьез, если человеческая жизнь как таковая вызывает к себе мало уважения?
А если это жизнь неполноценная, так ей вообще грош цена. Когда западной женщине сообщают, что ее ребенок родится с тяжелым недугом, она чаще всего не прерывает свою беременность. Российская почти всегда прерывает: зачем плодить инвалидов?
На Западе инвалидам не просто оказывают помощь — их всячески стараются включить в жизнь общества. Иногда видишь человека (скажем, музейного смотрителя), которому трудно двигаться и говорить, но он так усердно помогает тебе, что хочется ответить ему тем же. Но вовремя спохватываешься, понимая, что ты помогаешь ему тем, что с готовностью принимаешь его помощь. Или создается театр, где актеры – люди, страдающие болезнью Дауна. Человеческая жизнь тут ценна сама по себе, и ее не умаляет никакая ущербность. Что же удивляться, что даже в нерожденном состоянии она способна вызывать уважение и побуждать к биоэтическим спорам. Это звенья одной цепи.
Сейчас церковь стремится активно участвовать в жизни общества. Нередко она ведет себя при этом как слон в посудной лавке, вызывая раздражение тех, кому тщится помочь. Скажем, безапелляционные высказывания о вреде ЭКО вряд ли поспособствовали бы налаживанию отношений с обществом, которому на сохранность эмбрионов по большей части наплевать, но которое уже ценит благо искусственного оплодотворения.
На этот раз обошлось. Но есть сфера, где отношения церкви с обществом могли бы развиваться менее конфликтно на основе уважения к человеческой жизни как таковой. Сфера эта очень широка — от здравоохранения до благотворительности. Проблемы биоэтики могут приобрести настоящую актуальность, если обычные этические не отметаются с порога. Те, кто инвалидов не держит за людей, вряд ли когда-нибудь озаботятся жизнью эмбрионов.
