В последнее время с высоких трибун все чаще слышатся не только призывы всем добиваться личного успеха, бодрее включаться в модернизацию, а ученым и инженерам — активнее «творить, выдумывать, пробовать». Доносятся и нотки тревожности в начальственных голосах: общество спит, силен патернализм и инертность, вместо воли и драйва везде царит скепсис и недоверие. В общем,
российские власти забеспокоились по поводу вялой социальной динамики. И это хорошая новость, поскольку еще не так давно властная нервозность все больше проявлялась по поводу «грозящих подорвать стабильность» практически любых признаков социальной динамики и активности.
На этом, впрочем, хорошие новости заканчиваются и начинаются плохие.
За редким исключением, любой человек хочет хорошо и комфортно жить, обеспечить будущее себе и своим детям, сделать карьеру и создать свое дело, быть социально успешным и самореализоваться, прилагая для этого необходимые усилия, свои таланты и навыки. Скепсис же, инертность и недоверие в обществе возникают и широко распространяются тогда, когда существующая система социальной мобильности не создает для индивидуального и коллективного развития необходимых и равных возможностей или же просто искажает и подавляет их.
В развитии российского общества очевидны эти самые искажения мотивов и принципов социального роста и карьерных процессов, сокращение каналов вертикальной социальной мобильности, отключение «на профилактику» или за ненадобностью «социальных лифтов». Сегодня большинству социальных и профессиональных групп приходится иметь дело с правилами игры, предполагающими жесткие, неравные (и, соответственно, воспринимаемые в качестве несправедливых) имущественные, клановые, корпоративные, земляческие цензы на социальное продвижение.
Российское общество остается с советских времен «обществом дефицита». В таком обществе суть дела всегда заключается не в нехватке, к примеру, колбасы, но в наличии целой иерархии степеней лишения свободы выбирать и самому строить свою жизнь. В существовании для граждан очевидного недостатка возможностей строить независимые и свободные индивидуальные жизненные стратегии. Открыть свое дело, самореализоваться, реально влиять на жизнь хотя бы даже своего района и города, сделать какой-то качественный рывок вперед, инвестировать в будущее и выйти за рамки простого проживания здесь и сейчас. Вместо этого
постоянно воспроизводится и поддерживается ее контролерами система особых прав социального распределения, когда, чтобы что-то получить или чего-то добиться, вы должны найти «черный ход» и суметь там урвать.
Иногда в порядке общей очереди, а кому-то достается и по пайку. В том и состоит главная система социального управления, основанная на борьбе за доступ к пункту раздачи. И не совсем правы те, кто считает, что в России очень мало конкуренции и оттого все беды. Напротив, социальные, политические и экономические отношения весьма конкуренты, но они основаны на этой самой «негативной конкуренции» за привилегии распределения и особые отношения с «распорядителем банкета», а не на классической конкуренции компетенций и эффективности в условиях равных возможностей.
Такая система всегда и неизбежно подтачивает возможности сотрудничества граждан между собой, ограничивает потенциал социальной солидарности и коллективных действий, усиливает недоверие (что, собственно, и является одной из управленческих целей). В том числе и поэтому любые социальные отношения сегодня в России сильно «монетизированы» и коррумпированы. Деньги часто оказываются единым эквивалентом социальных отношений и суррогатом систем ценностей, превращающим «цену вопроса» в гипертрофированно важную часть социальной коммуникации. Причем, что важно, монетизируются и повреждаются едва ли не в первую очередь именно классические, нормальные с точки зрения здоровья общества «социальные лифты» вертикальной мобильности — например, система образования.
Из-за такой монетизации всего социального, а также из-за искаженных принципов и правил мобильности и роста российское общество и бизнес не могут научиться жить вдолгую, планировать, строить долгосрочные, основанные на компетенциях и репутациях личные и коллективные стратегии развития.
Большинство являются «социальными спринтерами»: нужно ловить момент, капитализировать ситуацию здесь и сейчас, а потом лучше всего «окэшиться» (и лучше «не здесь»), пока ситуация не изменилась или все не отобрали.
Все эти проблемы в не меньшей, а иногда и в большей степени свойственны и политической сфере. С особенностями правил социальной мобильности сталкиваются не только те, «кто работает в офисе», молодежь, представители социально значимых, но дискриминированных в нынешней социальной иерархии профессий (тех же ученых и инженеров), но и участники «вертикали власти» — бюрократы, правоохранители, судьи, региональные элиты, профессиональные политики. «Лифты» наверх не то чтобы совсем не ходят — просто у них маленькая грузоподъемность, и работают они только в ручном режиме. У каждого стоит вахтер и спрашивает правильную прописку или иную ценную бумагу.
И это вполне естественно для правящего класса, существующего в условиях и на принципах неразделенности власти и собственности. Для такой ситуации любая «перегрузка» в ездящих по этажам власти лифтах чревата большими проблемами. Любые более или менее фундаментальные и масштабные кадровые ротации равны здесь переделу собственности. Сама мысль о приходе к власти (равно к активам и потокам) оппозиции вообще выглядит парализующим форс-мажором.
Механизмы частной формы присвоения неразделенных власти и собственности всегда не до конца устойчивы.
Постоянно превращать «аппаратные активы» и извлекаемое из них условное владение материальными ресурсами не только в более или менее полноценную частную собственность, но и в дополнительные гарантии безопасности и воспроизводства социального статуса — нелегкое дело.
Наглядным доказательством того, что такая проблема есть, еще в советское время был расцвет геронтократии. Однако суть проблемы с тех пор не изменилась. Поэтому-то и от новой волны геронтократии страна не застрахована.
Однако во всей этой невеселой картинке можно увидеть и то главное, что, скорее всего, может когда-то привести к трансформации и исправлению системы. Это может нравиться или нет, но в системе «власть — собственность» запускающим механизмом изменений является только экономика. Точнее, фундаментальные экономические проблемы у самого правящего класса (если они есть у всех остальных — это еще ничего не значит).
Проблемы же эти накапливаются.
Все яснее осознается тот факт, что «экономика трубы» (проекцией которой действительно является «вертикаль власти») скоро не прокормит не только страну, но и саму правящую элиту.
Собственно, стране уже давно довольно ясно намекают, что все должны как-то «крутиться сами» (перспектива сокращения социальных расходов; новая «монетизация» бюджетной сферы — школ и больниц; кризис пенсионной системы и так далее). Государство в ближайшей перспективе более не сможет воспроизводить систему управления обществом на «негативной конкуренции» за раздачу трансферта от сырьевой ренты. Но раз так, то, чтобы «крутились сами», практически неизбежно придется расконсервировать социальную динамику, каналы социальной мобильности и нормальной социальной и экономической конкуренции.
С другой стороны, самому правящему классу тоже нужно крутиться, раз «труба иссякает». То есть от постоянного передела между собой того, что есть, перейти к какому-никакому, но созданию «нового пропитания» и своей новой конкурентоспособности в мире — новой экономики, новых активов, новых капиталов. Для этого придется поправить внутриэлитный договор, дать дышать не только сырьевому и своему бизнесу, приоткрыть каналы вертикальной мобильности.
Из новой экономики и новых капиталов как раз, возможно, и появится потом реальная, а не имитационная «системная оппозиция». Политическая демократизация может стать тогда техническим следствием изменения экономического способа существования правящего класса.
Конечно, всегда существует возможность хотя бы попытаться не менять систему и корежить социальную динамику. Однако тогда модернизация (по крайней мере ненасильственная) вряд ли будет возможна. Техническим следствием сохранения экономического способа существования правящего класса будет политический (разного оттенка) радикализм, с одной стороны, и массовая эмиграция выбирающих личную «модернизацию без страны», с другой.