Цивилизация
Террористические атаки в Москве и в Кизляре в последние дни марта нынешнего года снова актуализировали дискуссию об угрозах российской безопасности и ее изъянах. На эту тему споры ведутся уже не первый год. Террористические акты сопровождают постсоветскую Россию уже почти два десятилетия. Однако недавние трагические инциденты как-то по-особому высветили те изъяны российской безопасности, на которые мы все это время либо не обращали внимания вовсе, либо обращали его недостаточно.
И наша власть, и, к сожалению, активное общество (эксперты, журналисты) начинают всерьез говорить о террористической угрозе только тогда, когда она приходит в Москву.
Так было и в 1999 году (взрывы домов), и в 2002 году («Норд-Ост»), и в 2004 году (акции террористов на станциях метро «Павелецкая» и «Рижская»). Так случилось и в марте нынешнего года. Между тем жители Северного Кавказа (которых мы называем «выходцами» из этого региона) страдают от террористических атак не меньше, если не больше. Ессентуки, Пятигорск, Армавир, Кизляр, Буденновск, Беслан, Владикавказ, Нальчик, Назрань. Все эти города гораздо чаще становились объектами атак террористов, чем российская столица. Однако ни одна из изощренных акций (тот же Беслан или Нальчик) ни разу по объемам информационного внимания не была сопоставима с тем вниманием, которое уделялось трагедиям в Москве. Последние две трагедии – в столице России и в дагестанском Кизляре – эту тенденцию снова подтвердили.
Хочу оговориться сразу. Мне не хотелось бы ранжировать трагедии, произошедшие в разных российских городах, по степени важности. Но нельзя не заметить, что происходящее на Северном Кавказе волнует всех нас гораздо меньше.
Мы не готовы воспринять трагедию ингушских, кабардинских, дагестанских или русских (жители Ставрополья) наших сограждан как свою собственную. Кавказ интересует нас, в первую очередь, как источник угрозы. Он не воспринимается как территория повышенного риска, а его жители a priori находятся под подозрением и не рассматриваются как потенциальные жертвы террористов.
Не дождавшись, пока кто-то возьмет на себя ответственность за теракты разного рода, «эксперты» уже принялись анализировать, какой «группировке» с Кавказа это могло быть выгодно. При таком подходе создается ощущение, что Россия борется с Кавказом. Не наши граждане разного этнического происхождения и религиозной принадлежности противостоят серьезной угрозе, а одна часть страны противостоит другой.
Но ведь всего этого и добиваются террористы, поскольку разделенное общество легче держать в страхе! Хочу напомнить, что еще в феврале 2010 года Доку Умаров, взявший на себя ответственность за атаки в столичной подземке, в своем обращении, мотивируя необходимость переноса террористической войны в центральные регионы России, упоминал, что россияне не воспринимают инциденты на Кавказе как что-то близкое, а террористов как реальный вызов своей безопасности. И действительно,
этническая и конфессиональная разобщенность, «мягкий апартеид», разделяющий провинциалов и жителей столицы, мешает нам расценивать террористическую угрозу как антиобщественный вызов.
О терроризме говорят как о вызове государству, хотя атаки совершаются не столько против чиновников, сколько против простых граждан. Дисперсный терроризм вместо точечных акций намного сильнее по своему воздействию на рядовых людей. Но, не ощущая себя согражданами одной страны, трудно выработать единый общенациональный антитеррористический ответ, в то время как начальственно-полицейский не работает. Свидетельство тому – рост терактов и диверсий на Северном Кавказе и за его пределами, несмотря на отмену выборов глав регионов, упразднение мажоритарных выборов в нижнюю палату парламента и строительство пресловутой вертикали.
После трагедии 29 марта 2010 года чего мы только не услышали от высших руководителей страны! И призывы повышать бдительность (оригинальная идея!), и слова о том, что все террористы будут уничтожены (слава Богу, на этот раз обошлось без точной географической локализации места их ликвидации), и требования наносить «кинжальные удары», а президент обозначил пять антитеррористических задач (с акцентом на полицейских мероприятиях). Однако мы практически ничего не услышали о формировании единой российской гражданской нации как фундаменте единства страны. Между тем этот процесс, во-первых, невыполним в формате полицейских операций и административных накачек, а во-вторых, именно он сможет стать гарантом того, что происходящее на Северном Кавказе мы не будем воспринимать как международные события. В своем выступлении в Махачкале президент Медведев очень кратко сказал о неприменимости термина «выходцы с Кавказа», однако
задача формирования новой национальной (а не фольклорно-этнографической) политики как средства борьбы против терроризма не была поставлена как актуальная.
Впрочем, отсутствие постановки такой задачи не кажется нам удивительным. Это нервирует и раздражает, но нисколько не удивляет. Подобная задача не ставится потому, что власть не понимает того явления, с которым оно борется. Что бы мы сегодня ни говорили про «лихие 90-е» (и часто такая критика справедлива и оправданна), тогда российские верхи хотя бы пытались дать интерпретацию того, что происходило в стране и со страной. Нам говорили о «восстановлении конституционного порядка» в Чечне, о «борьбе с агрессивным сепаратизмом и национализмом». Сегодня главный внутриполитический противник не идентифицируется, он напоминает тень. В ходе встречи с лидерами думских фракций президент (профессиональный юрист, заметим) пытается описывать террористические группы как «криминальное сообщество», рассуждая о распределении ролей внутри него. Ни слова не было сказано про идеологию террористов, ни про их людские ресурсы, уровень поддержки (или отсутствие таковой). В таких условиях «идентификационную работу» за власть начинают выполнять СМИ. Зачастую без должного знания предмета, понимания самого феномена терроризма. Судить за это пишущую братию невозможно, она лишь воспроизводит те пробелы, которые есть в оценках власти.
Наша власть понимает терроризм как «кавказскую угрозу», вызов «специфического» региона, хотя многие проблемы этого региона – следствие ошибок и провалов федерального центра. А «специфика» Кавказа в виде особо изощренных коррупционных схем – тоже результат практикуемой центром управленческой модели.
Кремль также рассматривает терроризм не как инструмент определенных идеологически окрашенных сил, а как конечную цель саму по себе. На выходе получаем девятый вал публикаций о «чеченских сепаратистах», взрывающих Москву.
Но давайте посмотрим на список наиболее цитируемых идеологов сегодняшнего терроризма. Саид Бурятский (по отцу бурят, по матери – русский, в миру – Александр Тихомиров), Анзор Астемиров (этнический кабардинец) не были чеченцами. Как не были ими и такие организаторы великих потрясений, как Раппани Халилов или Мусса Мукожев. В отличие от 1990-х, кавказский терроризм интернационализировался. Он борется не за отделение Чечни. Данный проект даже формально сдан в архив еще в октябре 2007 года (после упразднения Ичкерии и провозглашения Кавказского Эмирата). И даже этнический чеченец Доку Умаров зовет своих сообщников не на борьбу за национальное государство, а за исламистский проект, нацеленный не только против России, но и против Запада. В своих обращениях Умаров говорит о своем «Эмирате», как части «исламской уммы», борющейся против общего врага на разных фронтах (Афганистан, Палестина, Сомали, Ирак). Фактически умаровцы принесли на Кавказ проект, базирующийся на интеграционных ценностях (надэтнических). Запрос на него на Кавказе сформировался еще в 1990-е, когда дорвавшиеся до власти националисты где только можно спровоцировали конфликты по «принципу крови и почвы» и (те, кто был более умеренным) пошли на приватизацию республиканской власти. Умаровский проект, таким образом, стал экстремистской и извращенной формой реакции на стремление перейти от культа этничности к универсализму.
К сожалению, все эти годы Москва, пестуя своих «кормленцев» в республиках Кавказа, не сделала практически ничего для реализации своего универсалистского проекта – гражданской нации. И проблема не только в том, что осетины или ингуши, кабардинцы или балкарцы, чеченцы или аварцы неприязненно относятся к русским (или представителям нетитульных этносов). Проблема в том, что между соседними республиками практически нет горизонтальных связей (или они сведены к минимуму). Нет серьезных интеграционных проектов в сфере экономики, культуры, в информационном пространстве. Казалось бы, это прямой интерес Москвы. Между тем именно это «горизонтальное» направление развито намного хуже, чем взаимодействие центра и отдельного субъекта РФ. В результате такого «окукливания» экстремистские воззрения намного легче проникают в ту среду, в которой после распада единого союзного государства еще не до конца сформировалась идентичность. Не только этническая или религиозная, а в первую очередь гражданская.
Поскольку жителям Северного Кавказа не предлагается гражданская альтернатива, они поставлены в условия выбора между этническим национализмом и радикальным исламизмом.
И чем дольше власть будет откладывать реализацию проекта «гражданская нация», тем больше сторонников у радикального варианта ислама будет появляться. Просто потому, что этнический национализм – это социальная несправедливость, дискриминация, барьеры на пути карьерного роста, региональная замкнутость, сниженная конкуренция, более низкая мобильность (вертикальная и горизонтальная).
Но где альтернативный (разработанный до последней запятой) российский национальный проект, способный объединить в единое целое раздробленное сегодня сообщество? Такого проекта нет, поскольку в словосочетании «гражданская нация» отсутствует такое понятие, как «гражданин». Ключевое понятие, без которого невозможна ни модернизация, ни консолидированный общественный отпор терроризму. Однако введение такого понятия в широкий российский общественный оборот предполагает переход власти из режима монолога (рассказы о «кинжальных ударах» и игра желваками) в диалоговый режим. Хотя бы посредством диалога со специалистами. К этому власть пока не готова. А минимизация дисперсного исламистского терроризма, борющегося не столько с властями, сколько с обществом и против общества, силами одного лишь госаппарата невозможна.
Автор — доцент РГГУ.
