Цивилизация
О нестабильности на Северном Кавказе официальные представители российской власти говорят каждый день. Столь же часто объявляются причины такой нестабильности. Это и растущая безработица, и социально-экономические проблемы, и «бандподполье», с которым уже десять лет не может справиться государство, встающее с колен. Называется что угодно и кто угодно, кроме действий самой власти. Впрочем, правильнее было бы говорить о воинствующем бездействии.
Использование данного словосочетания — это не эмоции и не алармистские метафоры. Как иначе еще объяснить нынешнюю управленческую ситуацию в самой крупной (по территории и населению) северокавказской республике – Дагестане? 21 января истек срок обнародования президентом России (и главным избирателем в российских регионах) Дмитрием Медведевым имени нового главы Дагестана. Между тем президент РФ должен был определиться с кандидатурой (ему было предложено 5 претендентов на пост республиканского руководителя) не позднее чем за 30 дней до истечения срока полномочий действующего главы республики, которым пока остается Муху Алиев. Особо хочется обратить внимание, что такой регламент был введен не в период пребывания на посту президента РФ Владимира Путина, а в 2009 году указом № 441 нынешнего главы государства Дмитрия Медведева. Впрочем,
решение по Дагестану Кремль подменил другой кадровой инновацией, уже сейчас претендующей на то, чтобы попасть в первую десятку важнейших внутриполитических решений года. На месте одного федерального округа, Южного, было создано два, а во главе нового образования встал чиновник с особыми полномочиями, трудоустроившийся одновременно в аппаратах президента и правительства РФ.
Вероятно, на фоне этой «кадровой революции» (а раздел федерального округа – это настоящее броуновское движение чиновников) Дагестан может подождать.
Возможно, если бы затягивание президентского «кастинга» касалось любого другого субъекта РФ (даже северокавказского), это не было бы так потенциально взрывоопасно. Но стратегическое значение Дагестана для безопасности не только Северного Кавказа (выделенного в отдельный округ), но юга России исключительно. Махачкалинский морской торговый порт через Каспийское море имеет выход на четыре зарубежных государства: Азербайджан, Иран, Казахстан и Туркменистан. Он лежит на кратчайшем пути движения грузов в Европу, на северо-восток России, в Среднюю Азию и Закавказье. Порт дагестанской столицы Махачкалы – единственный незамерзающий российский порт на Каспии. Дагестан занимает ведущую позицию на Северном Кавказе по наличию гидроэнергетических ресурсов. Во-вторых, республика имеет широчайший набор острых проблем, требующих не только эффективного регионального менеджмента, но и федерального вмешательства. Валовой региональный продукт на душу населения, несмотря на определенное увеличение в предкризисные годы, почти в три раза ниже показателей в среднем по России. Уровень безработицы, по официальным данным, составляет 13,6% (хотя экспертные оценки дают более высокие цифры — до 22,5%). Но, в свою очередь, эта проблема – лишь следствие высокого естественного прироста населения (25–30 тысяч человек в год) и трудовой избыточности. Денежные доходы населения и средняя зарплата также на порядок ниже общероссийских показателей, зато развит теневой сектор. В-третьих,
затягивание главного кадрового вопроса в Дагестане (уже получившего в республике ироничное определение «президент-шоу») активизирует различные группы влияния в их борьбе за раздел властного пирога.
В отличие от соседней Чечни и Ингушетии, в Дагестане никогда не существовало властной вертикали с жестко структурированной иерархией. Здешнее общественно-политическое пространство намного более фрагментированно и многообразно. К демократии западного образца, конечно, это не имеет отношения, но нельзя пройти мимо такого явления, как высокий уровень свободы слова в этой кавказской республике. Где еще на Кавказе (и не только – вообразите себе появление аналогичного текста в Москве!) можно в газетах (а не в блогах) прочитать следующие слова: «Возникает ощущение: Муху Алиев – начальник штаба по выдвижению Феликса Казиахмедова в мэры города?» Этот процитированный фрагмент относится к истории выборов в Дербенте, втором по значению городе республики. И при желании таких примеров можно найти множество. В каком еще субъекте РФ найдутся жесткие (на грани фола, а иногда и за гранью) статьи, критикующие внешнюю политику России на азербайджанском направлении с обвинениями в адрес Москвы в недостаточном понимании проблем «разделенных народов?» В действительности этот плюрализм легко объясняется. Здесь политический (и социально-экономический) консенсус достигается путем сложнейших комбинаций и конфигураций (куда там Козимо Медичи!) различных кланов и элит. Не только, кстати, под этническими масками, но часто на другой основе (бюрократической, религиозной, когда чиновники различных властных подразделений, даже правоохранительных структур, являются мюридами авторитетных суфийских шейхов). Поэтому неудивительно, что
многие из влиятельных дагестанцев имеют собственные интересы не только внутри своей республики, но и за ее пределами, а также свои «выходы» в Кремль, в Белый дом (в правительство РФ) и на Старую площадь (в администрацию президента).
У многих их них есть и свои «силовые ресурсы», и особые отношения с «подпольем».
Но проблема в том, что в последние месяцы федеральная власть отправила немало противоречивых сигналов по поводу своих предпочтений. С одной стороны, действующий президент республики получал аудиенции в Москве и возможности для интервью ведущим СМИ страны. С другой – были и судебные «метки», касающиеся решений по поводу скандальных муниципальных выборов в Дербенте (в них главным победителем стал близкий Муху Алиеву Феликс Казиахмедов). К крайне противоречивым посланиям Кремля следует отнести и его затянувшееся молчание. Если не назван победитель президентского «кастинга», значит, есть теоретический шанс увидеть на первом месте «своего человека» (для чего следует чуть-чуть надавить, чуть-чуть приложить силу, нередко в прямом смысле этого слова).
В этом же контексте надо рассматривать и два публичных обращения «дагестанской интеллигенции» к Дмитрию Медведеву, на днях появившихся в российских СМИ. Комментировать подробно эти два разных по направленности текста (одно из них ориентировано на поддержку Муху Алиева, второе – на поддержку «любой кандидатуры» Кремля) не имеет смысла (любой желающий легко сможет ознакомиться с ними в интернете). Однако обозначить принципиально важные выводы, следующие из этих двух публичных обращений, необходимо. Кремль не очень приветствует публичную политику. Как известно, парламент в нынешней России – не место для дискуссий. А что уж говорить про президентскую администрацию! И все же в случае с Дагестаном срабатывает принцип «ты ее в дверь, она в окно». Отсутствие вертикали по-кадыровски и даже по-евкуровски неизбежно выталкивает наружу внутриэлитные противоречия. Представители разных групп республиканской «интеллигенции» выражают мнение той части дагестанской элиты, которую можно определить как лоялистов. Эта группа готова поддерживать присутствие российского государства на Северном Кавказе в целом и в Дагестане в частности. У подписантов разных обращений есть свои особые взгляды на выбор персоны республиканского лидера. Однако обе группы подписантов хотели бы понимать, что, собственно, Москва готова предложить, в чем ее позиция заключается. Даже в упаковке лояльности Кремлю авторы писем недвусмысленно говорят: «Имеем ли мы дело с рецидивом имперского мышления, отсутствием политики, ее слабостью или намеренным нагнетанием обстановки – одна сторона ситуации. У этой проблемы есть другой аспект: беспрецедентное затягивание вопроса о назначении президента республики вызвало небывалую активность грязных информационных войн на федеральных площадках, компрометирующих республику, и, по сути, проявило открытое пренебрежение центра мнением дагестанского народа. В условиях и без того напряженной обстановки в регионе, принимающем на себя все вызовы и риски современной внутренней и внешней политики, игнорирование мнения дагестанцев приобретает демонстративный характер». Как говорится, «умный поймет с полуслова». Важно то, что
авторы обращений особо подчеркивают, что «молчание Кремля» подталкивает различные «центры силы» к самостоятельным трактовкам поведения российского государства. Следовательно, федеральная власть утрачивает доминирование в информационной сфере и, таким образом, сама способствует дестабилизации обстановки в республике.
«Почему президент страны, не устающий делать заявления о борьбе с коррумпированностью и клановостью на Северном Кавказе, принимает такой список (имеется в виду «список пяти» для дагестанского президентского «кастинга» — С. М.)? В чьих интересах развязана информационная война и почему свои площадки для нее так широко представила федеральная пресса, включая и «Российскую газету?» — риторически вопрошают авторы первого (по времени публикации) обращения к Медведеву.
Между тем ответы на них при всей их кажущейся сложности просты. Все это высшая власть делает потому, что не рассматривает Северный Кавказ частью общероссийского модернизационного проекта. Разве можно считать современным кадровым решением привлечение к работе в регионе Александра Хлопонина без всяких общественных и экспертных дискуссий? Разве является таковым беспрецедентное (с правовой, управленческой и любой другой) затягивание кадрового назначения по Дагестану? Северный Кавказ по-прежнему видится в Москве как имперская окраина, недоразвитая, беспокойная и депрессивная. Основными же методами ее «оздоровления» считается накачивание северокавказских субъектов РФ большими деньгами. Вероятно, разработчики этого направления российской внутренней политики искренне убеждены, что покупка лояльности является уникальным и безотказным инструментом, а у человека, живущего в регионе, кроме набивания карманов, нет иных интересов, таких как реализация своих общественных и культурных (в самом широком смысле этого слова) потребностей.
