Цивилизация
Принято считать, что приобщение стран бывшего соцлагеря к европейским стандартам капитализма и демократии произошло просто из-за того, что Горбачев отпустил вожжи. Применительно к Венгрии это верно только наполовину.
И в самом деле, 23 октября 1989-го, в разгар восточноевропейских «бархатных революций», с крыши будапештского парламента отодрали красную звезду, а из названия страны убрали слово «народная». С тех пор и по сей день это просто Венгерская Республика.
Но революции, хоть бархатной, хоть небархатной, в бывшей ВНР как раз и не было. Демонстрации были, но не было океанских толп, диктующих волю властям. Строй менялся, но не было единовременного политического и экономического переворота. Отход от договора, заключенного некогда Яношем Кадаром с венгерским народом, стал необратимым уже к началу 80-х. Советская перестройка только все ускорила. А до этого,
в 60–70-х годах, венгерская «народная демократия» была на редкость похожа на «суверенную демократию» наших нулевых лет.
Отказ от свободы в обмен на рост благополучия. Эта формула общественного договора одинаково годится и для Путина, и для Кадара. Реальные доходы россиян за время нефтяного бума удвоились и в 2008-м вышли на максимум. Реальные доходы венгров удвоились за неполные двадцать лет и вышли на максимум в конце 70-х.
Средний россиянин за «жирные» годы впервые освоил набор мелкобуржуазных бытовых благ, включая семейный автомобиль. Средний венгр добился того же на четверть века раньше. В 2008-м каждый двадцатый россиянин съездил на Запад и еще десятки миллионов – в страны ближнего зарубежья. В 1980-м поездку на Запад совершил каждый двадцатый венгр, а каждый второй побывал хоть в какой-нибудь стране соцлагеря.
Жить частной жизнью, развлекаться, по возможности богатеть и подлаживаться к властям исключительно с целью карьеры, нисколько не симулируя идейность, – таким был стиль наших «жирных» лет. Но это же и стиль венгерского «гуляш-коммунизма».
При том что как раз коммунизма у них было тогда ничуть не больше, чем у нас сейчас – реального рыночного капитализма. На самом деле экономические и социальные порядки социалистической якобы Венгрии и сегодняшней, якобы капиталистической России друг от друга почти не отличались.
В торговле, услугах и мелком производстве там тоже задавал тон частный сектор. Крупные предприятия, как и у нас, состояли в замысловатых отношениях с бюрократией, отчасти ею контролировались, отчасти нет, но неизменно выбивали себе субсидии за «крупность». Власть и возможности топ-менеджеров венгерской «социалистической» экономики были очень похожи на сегодняшний реальный статус наших магнатов и капитанов госмонополий. Что же до политики, то наш плюрализм сейчас как раз примерно вышел на уровень венгерской «народной демократии».
Страшный опыт 56-го года надолго отучил венгров интересоваться чем-либо, кроме личных дел. Вплоть до конца 80-х там не было сколько-нибудь массовой оппозиции. Для того чтобы в такие же рамки загнать интересы россиян, оказалось достаточно разочарований 90-х годов.
«Он появился на исторической сцене в образе пуритански воспитанного, стеснительного на людях и аполитичного «маленького человека». Так венгерский историк аттестует Яноша Кадара в годы возникновения «гуляш-коммунизма». В этом портрете можно узнавать или не узнавать черты раннего Путина, но направление мыслей у обоих очень похоже. Рядового обывателя не должны занимать дела начальства, его должна занимать растущая пайка.
Кадар вводил социальные гарантии и увеличивал социальные расходы, не задумываясь, соразмерно ли это с возможностями венгерской экономики. Стандарты общества благосостояния, установившиеся тогда на Западе, пришли в Венгрию с опозданием лишь на несколько лет и быстро оказались неподъемными для страны, эффективность экономики которой колебалась где-то посередине между советской и западноевропейской. А начавшееся тогда же подорожание нефти резко перекосило венгерский торговый баланс. Пришлось начать жить взаймы. В 1970-м Венгрия была должна западным кредиторам всего миллиард долларов. К началу 80-х счет пошел уже на десятки миллиардов.
С Востока эти трудности были тогда не видны. В глаза било витринное богатство. Венгрию называли у нас самым зажиточным и свободным бараком соцлагеря. А вот сами венгры как раз тогда поняли, что жить по-прежнему уже нельзя, просто не получается, процветание идет на убыль, а значит, пора без выкрутасов возвращаться к обычному капитализму.
Либерально-буржуазный поворот в экономике наметился в конце 70-х, и к тому времени, когда у нас появился Горбачев, дело было уже наполовину сделано. Если бы нашей перестройки не было, Венгрия, постепенно став более или менее капиталистической страной наподобие Австрии или Финляндии, еще долго именовалась бы народной республикой. Но атмосфера конца 80-х позволила сменить и политический фасад.
Но привела к этому не революция, а примерно десятилетняя эволюция, вызванная невозможностью совместить жизненные стандарты, к которым уже привыкли венгры, с идиотизмом бюрократизированной полурыночной экономики.
У нас сейчас налицо точно такая же несовместимость. Но
поскольку идиотизм нашей экономической системы подпитывается нефтедолларами, которых у венгров, на их счастье, не было, то не будем гадать, сколько эта система еще продержится на плаву.
Посмотрим лучше, чем аукнулся «гуляш-коммунизм» современной Венгрии. Этот их опыт тоже в свое время пригодится. Ведь в «жирные» годы наши власти, как когда-то и венгерские, в обмен на конформизм приучили граждан к незаработанным стандартам благосостояния.
Неокапиталистическая Венгрия заплатила за сохранение этих благ низкими темпами роста, бюджетными и торговыми дисбалансами и постоянным увеличением иностранных долгов. Сегодня ее уже не назовешь самой богатой в Восточной Европе. В предкризисном 2008-м величина ВВП на душу (в паритетах покупательной способности) – $19800 — была здесь гораздо ниже чешской ($25900) и лишь немного больше польской ($17300). А внешний долг, приходившийся в 2008 году на каждого венгра ($21400), просто не сравним с польским ($6300) или чешским ($7900).
Преждевременное благосостояние, унаследованное венграми от эпохи Кадара, приходится сегодня покупать отказом от перспектив быстрого роста. Поэтому здесь не так уж редка легкая ностальгия по тем временам, когда то же самое покупали всего лишь отказом от свободы.
Когда-нибудь до такой же ностальгии по золотым путинским денькам доживем и мы.
