Цивилизация
Статья Дмитрия Медведева «Россия, вперед!» основательно выбивается из ряда накопленных за последние годы аналогичных произведений первых лиц государства. Прежде всего, своей энергетикой и драйвом. Искренность, с которой она написана, и вера автора в успех, добротно оснащенная ценностной шкалой и целевыми рамками модернизационной стратегии, порой обжигают. Но выглядят при этом «технологически» беззащитными.
Проблема здесь в том, что стратегия выхода из текущего глобального кризиса пока еще не отделима от наполнения содержанием «дорожной карты» модернизации. Причем обе они в настоящее время по большей части виртуальны и уживаются с инерцией «механизмов», запущенных еще в докризисные, «тучные» времена. Разрастутся ли их отличия до «конфликта интересов» или же exit strategy станет «первой ступенью» выхода на орбиту модернизационной повестки, будет зависеть от того, на какие политические, финансовые, социальные и т. п. технологии они будут опираться.
Прежде всего, речь должна идти о приращении качества институтов — как рыночных, так и политических.
Почему так? Во-первых, институты – это оптимальные «балансы интересов», позволяющие раскрывать креативный потенциал общества. Это правила, процедуры, стандарты, через которые генерируется социальное творчество, необходимое для модернизации российской жизни.
Приоритет институтов – первейшее условие торжества закона и естественный противовес «роли личности в истории» с ее многократно доказанными неоднозначными, а нередко и просто трагичными последствиями. Впрочем, появление статьи уже само по себе подсказка выбора. Поставленные вопросы должны отозваться в ответах, коллективно найденных. Что это как не востребование из полузабытья института российской общественной дискуссии? Который, кстати говоря, важно было бы применить в качестве «фильтра» идеям и решениям в госрегулировании как здесь и сейчас, так и на перспективу. Первый кандидат на такую «очную ставку» - пенсионная реформа и сопутствующее ей повышение ставки ЕСН.
Второй аргумент в «апологию» институтов – глобализация. Здесь мы имеем дело с всеобщностью современного мира, в единстве взаимосвязей сосуществующих в нем цивилизаций. Нарастание интенсивности их взаимодействия в качестве необходимого условия требует сохранения и умножения разнообразия социально-культурных сред. Оборотной же стороной этого оказывается растущий запрос на универсализацию экономических, финансовых, социальных, политических и т. п. практик, наиболее явно проявляющуюся в международных стандартах различных видов деятельности.
Нынешний кризис ускорил движение в этом направлении. Достаточно вспомнить о векторах построения новой международной финансовой архитектуры, решении G20 в Питтсбурге о проведении мониторинга макроэкономической ситуации в странах «двадцатки» и т. п.
Сочетание самобытности и универсализма как раз и делает глобализацию конкуренцией институтов. Их сопоставление, оценка сравнительных преимуществ в виде рейтингов делового или инвестиционного климата тоже стали универсальной практикой. Институциональный «арбитраж» – такая же реальность мирового сообщества, как резервная валюта или международные банки и компании.
Выстоять и выиграть в конкуренции институтов можно, когда есть чем состязаться. Спору нет, справедлива точка зрения о том, что кризис не разрушил институты российской экономики, что они в общем и целом сохранили работоспособность. Но не менее верно и то, что уже произошла потеря их качества.
Россия – единственная из стран БРИК, потерявшая за год кризиса в рейтингах глобальной конкурентоспособности Всемирного экономического форума. Переход с 51-го места на 62-е нельзя рассматривать как случайное колебание. Отыгрыш качества, а затем и его выигрыш – мера нашего успеха в исполнении модернизационной повестки.
Слагаемые же его, безусловно, в усвоении опыта универсальных практик, приобретающих в современном мире своего рода ценностное измерение: информационной технологичности и открытости, прозрачности отчетности, постоянного пребывания в конкурентном поле, договороспособности и соблюдения контрактных прав, защиты частной собственности и свободы предпринимательства, социальной ответственности бизнеса и т. п.
Естественно, все это необходимо. Но для смены идентичности отечественной институциональной полупустыни недостаточно. Регулятивная среда, в которой экономика «отважно» путешествует по рельефу «дна», требует перезагрузки. На мой взгляд, у ее «техминимума» самое малое четыре критические точки.
Первая. Запуск диверсификации топливных и сырьевых отраслей. Любое повышение уровня «передела» — это уже основанное на инновациях становление нового технологического уклада с соответствующим ростом экономической и, что немаловажно, бюджетной эффективности. Существенные ограничения тому – нынешний (впрочем, уже давно хронический) дефицит «длинных денег». Конкретный пример: программа модернизации нефтеперерабатывающих производств «ЛУКойла» с выходом коэффициента использования на уровень свыше 90% стоит около $20 млрд. Таких денег сейчас нет даже у госбанков.
Вторая. Переход от «ручного управления» к универсальным регулятивным мерам, основывающимся в первую очередь на восстановлении стимулирующей функции налоговой системы. Без этого несырьевой инновационной экономики просто не будет, впрочем, как и устойчивых и развивающихся среднего и мелкого бизнеса, оказавшихся вопреки благим намерениям пасынками действующей антикризисной программы.
Третья. Ликвидация навеса избыточных активов, накопленных государством по ходу кризиса.
Новая масштабная программа приватизации помимо сигнала о том, что частному бизнесу возвращаются права главной движущей силы экономического роста, может стать основой для «народных IPO», а также альтернативным источником покрытия дефицита бюджета Пенсионного фонда России.
Наконец, четвертая «точка» — это выбор модели реконструкции финансовой системы, способной «производить» длинные деньги. Безотлагательность решений здесь отягощается их сложностью и пока еще, к сожалению, неочевидностью. Тем не менее это как раз тот случай, когда hic Rodos, hic salta. Если при всей обильности ликвидности, закачанной в банковский сектор, объем кредитования с начала года подрос лишь на 0,2%, это свидетельствует лишь об одном: сложившиеся структурные диспропорции слишком глубоки, чтобы рост восстановился естественным путем. Этому «цыпленку» надо помогать вылупиться из яйца, проводя, по сути дела, санацию банковской системы, развивая фондовый рынок, создавая международный финансовый центр, удерживая бюджетный дефицит на уровне не выше 3%, сводя инфляцию до «международно конкурентоспособных» 5–7% и отпуская в течение ближайших года-полутора рубль в свободное плавание.
В числе же обеспечительных мер такой финансовой модернизации, пожалуй, главная – реструктуризация на деле реального сектора. Кризис здесь пока не выполняет своей «очистительной» роли. Выстраданное за год правительством сокращение «точечно-списочной» финразверстки помогло бы развертыванию на основе конкуренции процессов избавления от неэффективных производств.
Перезагрузка регулятивной среды будет складываться как следствие целого ряда структурных реформ, которые как минимум нетехнологичны без расширения поля политической состязательности. Критерий истины один – рост инициативы и креативности бизнеса и граждан.
Плюс к тому многократное расширение потенциала исправления неизбежных ошибок. Демократизация, таким образом, становится страховкой движения России вперед.
Автор – советник Института современного развития.
