Цивилизация
10 сентября Президент России Дмитрий Медведев выступил с программной статьей под названием «Россия, вперед!», в которой кроме прочего была дана предельно критическая оценка той экономической модели, в которой развивается наша страна.
Президент говорит совершенно правильные слова о том, что Россия должна избавиться от сырьевой зависимости, что самыми уважаемыми людьми в обществе должны быть изобретатели и новаторы, предприниматели, внедряющие новые технологии, и ученые, их создающие. Что во главу угла должен быть поставлен принцип «не люди для реформ, а реформы для людей». Что «наши внутренние финансовые и технологические возможности сегодня не достаточны для реального подъема качества жизни, нам нужны деньги и технологии стран Европы, Америки, Азии. А этим странам нужны, в свою очередь, возможности России».
Абсолютно правильный посыл, готов был бы подписаться под каждым словом, если бы не одно «но»: из уст других высоких государственных чиновников мы по-прежнему слышим о задаче «сохранения макроэкономической стабильности» как о первоочередной. А в нашей сегодняшней ситуации сохранение макроэкономической стабильности означает консервацию сырьевой модели, ручного управления экономикой, всего того, что препятствует модернизации и тянет нас назад. В противном случае такая стабильность недостижима.
Но ставить во главу угла абстрактные макроэкономические показатели значит не видеть за деревьями леса.
Пока не изменится модель, мы не сдвинемся с мертвой точки в решении тех проблем, о которых говорит президент, – экономической и технологической отсталости, коррупции, патернализма, а точнее, общественной пассивности и инертности.
О том, что именно экономическая модель создает тупик, в котором не могут развиваться ни производство, ни общественные институты, ни гражданское сознание, я всерьез задумался, когда прочел книгу «Мечта о России», написанную одним из членов генерального совета «Деловой России» Ростиславом Ордовским-Танаевским. Он многие годы прожил в Венесуэле, где, как и у нас, основной источник национального дохода – нефть.
Так вот, эта страна, в которой в 40-е годы прошлого века уровень ВВП на душу населения был выше, чем в Швейцарии, сейчас одна из беднейших стран в мире. И, к сожалению, у наших экономик слишком много общих черт:
- Низкая производительность труда, обусловленная тем, что главный источник национального дохода – природная рента от экспорта сырьевых ресурсов, а не производство.
- Правительство выполняет функцию казначея. Его задача — принять доходы от экспорта, сохранить их и правильно распределить. Оно не занимается стимулированием создания новых источников заработка.
- Основные субъекты экономики в такой модели – государство и сверхкрупные сырьевые компании, они главные работодатели и гаранты социальной стабильности.
- Государство планомерно усиливает свою роль в экономике, экономическая политика приобретает черты госкапитализма, управление сверхкрупными компаниями осуществляется в «ручном режиме».
- Неразвитость конкуренции. Внутренний рынок характеризуется низким уровнем конкуренции из-за высокой централизации по размеру компаний и по отраслевой структуре.
- В обществе происходит социальное расслоение: уровень доходов в сырьевом секторе в разы превышает доходы, получаемые в неразвитых секторах экономики.
- При этом сырьевой сектор обеспечивает очень незначительный процент занятости. В сегодняшней России, например, это лишь 1,5% трудоспособного населения.
- Таким образом, для поддержания социальной стабильности государство вынуждено создавать большое количество дешёвых рабочих мест, в том числе чиновничьих должностей. Почти 40% населения нашей страны получают зарплату от государства. И этим объясняется высокая бюрократизация и коррупция: для того чтобы поддержать бюрократов, которым государство не может обеспечить желаемый достаток, им фактически отдаются в кормлениеи население, и бизнес.
- Централизация власти. От «денег из центра» зависит более 35% населения России: отрасли бюджетной сферы, целые регионы, живущие на дотации, даже бизнес, получающий госзаказы, – то есть зависит вся страна.
- Поскольку развитие обрабатывающего бизнеса не является приоритетом, растет бюрократия и коррупция – характерной чертой сырьевой экономики становятся крайне неблагоприятные условия для ведения бизнеса. Россия, согласно данным исследования Всемирного банка «Doing business», занимает по уровню комфортности ведения бизнеса только 120-е место из 181 (рядом с Непалом).
- Социальная пассивность. Огосударствление и монополизация экономики дестимулируют частную инициативу, порождают социальную инерцию и неверие в собственные силы, в рыночные механизмы, в демократические принципы устройства государства.
Все эти черты неизбежно приводят к упадку в фазе низких цен на энергоносители. Именно это произошло в Венесуэле, Нигерии. Это может произойти и в России, если только государство не примет решения, позволяющие нейтрализовать описанные выше негативные тенденции, как это удалось Норвегии, Австралии, Бразилии, Арабским Эмиратам.
Однако пока мы идем в сторону противоположную, а именно – в сторону упадка. Вместо политики диверсификации, поддержки рынка, развития инфраструктуры правительство проводит политику стабилизации. Это, во-первых, съедает и наше время (а в глобальной конкуренции временной фактор имеет решающее значение, наверстать даже год отставания в развитии будет непросто), и наши ресурсы – достаточно посмотреть, сколько резервов было потрачено на поддержание курса рубля, которое ничего не принесло государству, а на реальном секторе экономики, наоборот, сказалось негативно. Во-вторых, ослабляет доверие к власти.
По данным «Барометра «Деловой России», исследования, проводимого нашей организацией совместно с Центром развития и Институтом экономики переходного периода с целью мониторинга деловой активности в обрабатывающем секторе промышленности,
эффективность экономической политики федеральных властей в мае оценивалась предпринимателями вдвое хуже, чем в ноябре прошлого года (7 — в ноябре, 13 – в мае).
Во многом такое снижение спровоцировано переоценкой стоимости земли, резким ростом налогов и стоимости аренды, а также решением о реформе ЕСН, предусматривающей повышение социальных сборов до 34% с 2011 года (против сегодняшнего ЕСН 26%).
Эти реформы, может быть, не страшны крупному сырьевому бизнесу, рентабельность которого колеблется от 30% до 39%, но они чрезвычайно болезненны для реального сектора, где средняя рентабельность – 13%, а для ряда отраслей – таких, как, например, легкая промышленность, – 3,5–4%.
Производящие и перерабатывающие предприятия с трудом выдерживают налоговую нагрузку. Производить в России невыгодно уже сейчас. Дальнейшее же увеличение налогового бремени приведет только к массовому закрытию предприятий. Производственная деятельность станет невозможной. И, если такая политика будет продолжена, мы рискуем выйти из кризиса, полностью потеряв перерабатывающий и обрабатывающий сектор.
Правда, такая перспектива, похоже, не трогает монетаристов, отвечающих за экономическую политику страны. Дело в том, что
ещё одна характерная черта сырьевых экономик – это политика финансового и инвестиционного планирования, осуществляемая по принципу «накопить и дожить до следующего подъёма сырьевых цен».
Интересы производящего и перерабатывающего сектора для государства вторичны, несмотря на все красивые заявления. Более того, государство не понимает бизнес и не доверяет ему.Возможно, причина этого – личное предубеждение министра финансов РФ Алексея Кудрина, который привык работать в режиме недоверия, контроля и учёта и считает, что, если контроль над бизнесом будет ослаблен, всё окажется в офшорах, яхтах или карманах взяточников. Но опыт не столь давнего 1998 года показывает: это не так.
Если мы действительно хотим освободиться от сырьевой зависимости и вырваться из вековой отсталости, путь один – не «стабилизировать» сырьевую модель, но развивать конкурентную диверсифицированную экономику. Ослабить государственное давление на производителей. Дать реальному сектору возможность свободно и уверенно развиваться. Создать условия для того, чтобы в Россию было выгодно инвестировать, производить.
К величайшему сожалению, мы упустили время, когда можно было думать об инновационном прорыве. За постсоветские годы мы технологически деградировали, фактически превратились из индустриальной страны в доиндустриальную. Максимум, чего мы можем хотеть сейчас, – это реиндустриализации, модернизации промышленности. Перепрыгнуть через этот этап в постиндустриальное общество у нас не получится – зря потратим время и ресурсы и надорвемся.
Но идеология реиндустриализации исключает поддержку любой ценой морально устаревших производств, таких как отечественный автопром, с помощью прямых дотаций.
Нужны действия совсем другого порядка: закупка нового, современного оборудования и технологий, привлечение иностранных и внутренних технологических инвестиций для производства этого оборудования у нас.
Нужно развитие инфраструктуры – транспортной, финансовой, судебной, образовательной, даже бухгалтерского учета, который сегодня никуда не годится. Нужна новая промышленная политика, капитализация конкурентных преимуществ России через политику не ручного управления, а тонкой настройки экономики. Нужно поощрять развитие частной инициативы, возникновение тысяч малых и средних предприятий.
Только таким образом, опираясь не на 30–40 крупных сырьевых компаний, а на тысячи и миллионы предпринимателей, Россия сможет избежать повторения судьбы Венесуэлы, создать для людей достойные условия жизни и повысить гражданскую активность.
Автор – председатель общероссийской общественной организации «Деловая Россия».
