Литовские выборы — словно праздник для политического символиста. Женщина-президент — воплощение цивилизованной политкорректности, усугубленное благополучными североевропейскими мотивами. Плюс черный пояс по каратэ. Плюс опыт еврокомиссара по бюджетам и финансам. Плюс ЛГУ имени Жданова, где однокурсники — Кудрин и Илларионов, да и вообще, мы хорошо знаем, кто заканчивал ЛГУ имени Жданова. И плюс еще одно:
ни у кого в Литве для нового президента не нашлось ни одного дурного слова. Даже компромат, обыденный для президентской кампании, вышел каким-то осторожным. Все тот же ЛГУ да странное имя отца, в соответствии с которым, если бы в Литве использовали отчества, новый президент звался бы, как гласил компромат, Далей Поликарповной.
Но все дело в том, что в Литве как-то не принято плохо говорить о президентах и вообще о лидерах — по крайней мере, тех из них, кто был им в полном смысле этого слова, а таковых в новейшей литовской истории было трое.
Хотя Альгирдас Бразаускас был формально в этой истории первым президентом, но лидером он был все-таки вторым по счету. Первым был Витаутас Ландсбергис. В его пору не было поста президента, он властвовал в качестве председателя Верховного Совета, и в двусмысленно советском названии должности, в борьбе за которую он одолел Бразаускаса в 90-м, заключалась сермяжная суть момента. Литва уходила, Советский Союз был еще жив, хоть и дышал на ладан, впереди была бойня у вильнюсской телебашни в январе 91-го и август 91-го у Белого дома. Литовский, балтийский, романтический и суверенный запрос был на Ландсбергиса, Эльчибея и Гамсахурдиа. В Литве вышло по-особому, и нельзя сказать, что Ландсбергис тогда разбил Бразаускаса наголову. Демарш литовской компартии Бразаускаса, отделившейся от КПСС, с точки зрения порыва к независимости был не менее впечатляющим, чем деятельность «Саюдиса». Но время было народнофронтовское — стало быть, только Ландсбергис, никаких полутонов партийного импрессионизма, борьба до конца, тем более что конец уже наступал.
Возвращение Бразаускаса в качестве президента было не реваншем и не откатом, модным в те времена на пространствах бывшей одной шестой, где поочередно возвращались Алиев и Шеварднадзе. Бразаускас — это совсем другая история. Конечно, он был левым. В том-то и была закавыка момента: Бразаускас хотел быть левым по европейской шкале, но при полном осознании того, что сама Литва никакой Европой еще не является. Литва по-прежнему разрывалась между проклятым прошлым и никак не наступавшим будущим, и
Бразаускас был тем компромиссом, который с социал-демократическим комфортом совмещал для литовцев и то и другое. Без особых реформ, и без особых потрясений. И безо всяких поводов для того, чтобы оставить о себе плохую память.
И в эпоху Валдаса Адамкуса Литва вошла спокойно и органично, словно не замечая, что это уже совсем другая эпоха.
Судьба Адамкуса сама по себе символ. После войны уехавший ребенком из Литвы, он сделал блистательную карьеру в Америке и триумфально вернулся. И выиграл выборы, неся соотечественникам одну простую мысль: если никак не наступает счастливое будущее, то пусть восторжествует хотя бы память о далеком прошлом, которое все уже привыкли считать так на это будущее похожим. В общем-то, все знали, что довоенная Литва была не самым счастливым местом для жизни, но в романтических воспоминаниях было главное: Литва была Европой, пусть окраинной и провинциальной, а излишеств литовцы в конце 90-х и не требовали.
Наверное, и Адамкус был хорошим президентом — в Литве быть таковым нетрудно. В отличие от премьер-министра президент несет ответственность, скорее, морально-стратегическую. В парламентской республике от президента требуется лишь обозначить курс и дать имя эпохе.
Эпоха Адамкуса — это продолжение преодоления комплексов, формулировка доказательств того, что Литва вернулась в Европу. Цели были уже почти философскими, Литва Адамкуса осваивала пространства, которые Ландсбергису могли представляться лишь далекой мечтой. Адамкус — это эпоха состоявшегося неофитства.
Это, можно сказать, была миссия, и Адамкус был президентом дважды, вернув себе это кресло после того, как президентом стал Роландас Паксас, полагавший свою должность чем-то другим и быстро отстраненный путем импичмента. Не президентское это было дело — процеживать через зубья короны тину коррупции и выяснять, кому и зачем был так причудливо продан Мажейкяйский нефтеперерабатывающий завод.
Эти дрязги, невзирая ни на какие миссии, уже стали основной сюжетной нитью литовской повседневности. И Адамкус после недолгого Паксаса вернулся продолжать миссию, спасать Грузию, вести в НАТО Украину, противостоять России и таким образом отвоевывать в обновляющемся мире место для маленькой, но достойной всего этого Литвы.
Словом, когда грянул кризис, когда парламентские выборы едва не выиграла партия, спешно сколоченная из телезвезд, которую так и называли «партией шоуменов», а шоуменами на этом фоне смотрелись как раз партии, считавшиеся серьезными, когда президента Адамкуса, про которого никто ничего плохого не говорил, стали мягко упрекать в некотором небрежении внутренними делами за счет международных — в общем, в это самое время миловидная женщина, выпускница ЛГУ, обладатель черного пояса по каратэ и еврокомиссар по бюджету и финансам была встречена как мессия.
Даля Грибаускайте, которая была министром финансов и переговорщиком с Евросоюзом, — тот же образ большого приобщения, олицетворением которого был Адамкус, но уже без патетики и тяжеловесной мудрости, без обозначения истории на лице.
Адамкус тоже был вне партий — он был выше партийной борьбы. Грибаускайте вне партий просто потому, что они ей не нужны. Совершенно прагматически, и это тоже пошло ей в электоральный плюс. Другое время, не нужны патриархи и арбитры над схваткой, которые всех мирят для всеобщего самоутверждения. Не нужно самоутверждения, не надо никого спасать — ни Грузию, ни Украину, и мысль Грибаускайте о том, что хватит дружить со всякими нищими, нужно просто быть в Европе, наверняка тоже добавила к ее рекорду несколько процентов.
Каким президентом будет Даля Грибаускайте — еще никто не знает. Слагаемые ее успеха просты, как конструктор символов под названием «Симпатичный мессия из Брюсселя во время кризиса». Она намерена бороться с олигархами — тоже, в общем-то, ничего нового. Только Литва с приятным удивлением услышала о том, что президент не собирается чураться мутных разборок с набившей всем в Литве оскомину корпорацией LEO LT — странным энергетическим монстром, который загадочным образом получился путем слияния трех компаний и превратился в монополиста. Монополист не слишком обременяет себя выполнением главной поставленной задачи — строительством новой АЭС и энергоинтеграцией в Европу. Зато в представлении литовцев LEO LT — воплощение той самой коррупции и олигархии, которая благополучно восторжествовала в бившейся за свое место в мире Литве. Как Грибаускайте намерена бороться с этим на посту президента — на посту, который, как явствует из опыта, для столь практических вещей не приспособлен, — загадка. Как она намерена смещать министров, которых, как заявила, взяла на заметку, — тоже. Парламентская республика в этом плане не столь эффективна, как вертикаль власти, а в умении работать с парламентом беспартийный президент пока не замечена.
А единственный президентский опыт подобной активности в Литве кончился импичментом. Впрочем, это были совсем другие времена.
Даля Грибаускайте не дала имени новой литовской эпохе. Скорее, наоборот, ей придется приспосабливаться к названию, которое уже имеется: эпоха после комплексов.
Постсоветских времен Ландсбергиса. Недоевропейских времен Бразаускаса. Неофитских времен Адамкуса. Может быть, эти комплексы и не изжиты. Но мессия сказал, что изживать и не надо. Есть вещи поважнее. Забудьте.
Автор — обозреватель газеты «Газета».