В феврале президиум Высшего арбитражного суда (ВАС) РФ постановил, что провайдер не должен отвечать за контент своих пользователей. Точнее, должен, но только если он знал об этом контенте — например, его предупредили правообладатели. По идее, мысль очевидная: провайдеры, как и хостеры вроде YouTube или социальные сети, размещают у себя терабайты информации, и все отслеживать не могут чисто физически. Однако прокуратура уже выносила предостережение ООО «Вконтакте» за то, что один из 27,9 млн юзеров Vkontakte.ru выложил у себя «Поваренную книгу анархиста», а ВГТРК судилась из-за контента с «Мастерхостом», Mail.ru и тем же Vkontakte.
Так что решение ВАС — важный триумф разума, хотя оно и носит рекомендательный характер.
Интернет-новости в России в последнее время вообще становятся все диковинней и неприятней.
Сейчас Дума принимает поправки в Гражданский кодекс, на основании которых пользователя при желании можно будет привлекать к суду просто за копирование картинки в кэш браузера или сохранение ее на винчестер. Милицейский генерал Борис Мирошников призвал всемерно сокращать сетевую анонимность, потому что, по мысли генерала, она полезна преступникам, а защищают ее главным образом демагоги. Много всего интересного было и раньше, от дела Саввы Терентьева, первого россиянина, осужденного за интернет-флейм (в адрес милиции), до попыток Думы записать в СМИ все крупные блоги.
Первая мысль — что это работы по созданию Великого русского файрвола в духе китайских товарищей. Но картинка не складывается. Кремль по-прежнему попустительствует рунету как отдушине для среднего класса (тем более что в рунете есть большой лоялистский сегмент). ВГТРК преследует банальные бизнес-интересы. Милиционеры говорят то же, что и всегда. И даже думская инициатива не выглядит насаждением цензуры: такие глупости у начальства получаются каждый раз, когда оно пытается сделать что-нибудь полезное, от монетизации до ЕГАИС.
Заговора против интернета нет. Сеть в России просто перестает быть частной игрушкой среднего класса. Сам мидл-класс давно замкнулся в своем гетто, стараясь не иметь контактов с внешней действительностью, но в случае с интернетом это больше не работает.
Сетью интересуются рекламодатели, мейнстримовые СМИ, она попадает в поле зрения судебной системы и правоохранителей, а министерствам и ведомствам уже неловко не иметь хоть захудалого сайта. И пока новообращенные не понимают, как же этот интернет работает.
Все скандалы последнего времен возникают оттого, что сеть пытаются мерить аршином офлайна. То же дело Терентьева: в офлайне высказывание — статья, анонимная записка, выкрик на площади — не может быть одновременно публичным и анонимным, а в интернете грань между частным устным высказыванием и публикацией стирается. Или вопросы контента: здесь власти отождествляют интернет с книжным магазином. Чьи полки (серверы), того и товар; взял (скачал) — значит, приобрел, а если не заплатил, то и украл — хотя правообладатель ничего не лишился.
Ситуация только хуже оттого, что с этими вопросами не разобрались пока и более продвинутые страны, а значит, списать ответы не у кого. В попытках же справиться собственными силами сейчас рисуются две хорошо знакомые тенденции. Во-первых, регуляторы предпочитают сначала наступить на грабли, а потом понять, как правильно: не зря в вопросе ответственности провайдеров за контент понадобилось дойти до ВАС, чтобы разобраться в очевидном. Во-вторых, правоприменение остается избирательным: Терентьева привлекли, но
тысячи блогеров по-прежнему бродят у границ свободы слова, поливая в своих дневниках грязью всех, от Путина до последнего районного гаишника.
В целом новые игроки — бизнес, чиновники, судьи — пока уходят от общих решений. Но вечно так продолжаться не может, правила игры придется определять. Пессимистичный вариант — что, как водится, победит логика «запретить все, что не разрешено»: в блогах появится самоцензура по образу СМИ, в интернет-кафе будут спрашивать паспорт, а из бесплатного контента останется только «Грамота.ру».
Но это слишком мрачная картина. Дело в том, что интернет — все-таки территория исключительно среднего класса, а он, при всем своем конформизме, способен к активным действиям, если ему по-настоящему прищемили хвост. Мнение публики в сети звучит громче и весомей, чем в офлайне, игнорировать ее здесь более затруднительно, а насаждать в интернете методы держиморды сложнее чисто технически. Поэтому компромиссы и победа здравого смысла вполне возможны. Не зря ВГТРК договорилась с Mail.ru, Терентьев все-таки не сел в тюрьму, да и блогосфера в целом по-прежнему процветает, бурлит и матерится.
По-настоящему радикально изменить отношение к рунету и его роль в обществе может только один фактор — принципиальный рост интернетизации.
По последним данным ФОМ, ежедневно сетью в России пользуется 16% населения (еженедельно — 24%). Иными словами, свобода рунета не играет политической роли: президента с Думой выбирают не сетевики.
Однако если через 5–10–15 лет к сети подключится 50–80% россиян, которые сейчас познают мир через призму Первого канала, ситуация станет совсем другой. Обама выиграл выборы благодаря интернету, который информирует и организует; это возможно и у нас. И вопрос: как в таком случае будет реагировать власть, которая у нас будет к этому моменту, какая бы она ни была?