Публикация статистических данных, продемонстрировавших обвальное падение производства в третьем квартале, развеяла иллюзии о том, что у России есть шансы проскочить экономический кризис без тяжелых последствий. Но до недавнего времени еще сохранялись надежды на то, что социальная стабильность и высокий процент доверяющих власти граждан сохранят правительству достаточно широкое поле для маневра. Однако выясняется, что кредит доверия граждан к руководству тает так же быстро, как казенные средства, как его ни пытаются сберечь с помощью проклятий в адрес мировой закулисы, разного рода заклинаний и, наконец, личного обаяния вождей.
Настроение граждан в связи с кризисом испортилось еще до того, как им официально сказали о том, что он пришел к ним домой.
Об этом свидетельствуют данные фонда «Общественное мнение», проведшего, как с налетом гламурности названо его исследование, «мегаопрос» (и вправду, впрочем, охвативший анкетированием небывалое число респондентов – 34 000 человек в 68 регионах). Еще за неделю до телесеанса, проведенного Владимиром Путиным с аудиторией ВГТРК, в ходе которого премьер успокаивал, увещевал и, главное, признавал, что кризис – вот он, 42% опрошенных уже знали диагноз. И почти столько же «замечали», в формулировке ФОМ, «вокруг себя недовольство региональными властями».
Критику именно региональных властей Центр, конечно, может некоторое время использовать в своих интересах, но этот ресурс невелик. Перенос недовольства на Кремль, вероятно, вопрос ближайшего будущего.
Вряд ли содержательной является дискуссия о том, критичны ли полученные ФОМ данные о росте тревожности, угнетенного состояния и протестных настроений в массах. Образцы, взятые социологами, – всего лишь промежуточные результаты. Дно кризиса еще впереди, а самые болезненные его проявления – тем более. Кстати,
ровно тот же процент респондентов, какой зафиксировал кризис, считает, что в дальнейшем дела пойдут еще хуже.
Сам масштаб исследовательских усилий, направленных, по словам президента ФОМ Александра Ослона, на то, чтобы «понимать, чей страх сегодня важнее для общества как системы, в каких социальных группах надо тушить пламя кризиса в первую очередь, чтобы не загорелось все здание», свидетельствует о том, что, по крайней мере,
в экспертных кругах тяжесть положения осознают. Вопрос в том, насколько его осознают власти, не столь ясен.
С одной стороны, скорее всего, отмеченные многими «психотерапевтические» особенности сеанса, который Владимир Путин провел с аудиторией ВГТРК, объясняются не вещими снами о том, что страна может и разлюбить (а то и возненавидеть), а необходимостью как-то реагировать на уже зафиксированное опросами смущение умов. С другой стороны, по практическим действиям властей похоже, что до них если и дошло, то недавно и не вполне.
Днями появились первые слухи о послаблениях при регистрации граждан, еще позже заговорили о том, что рост тарифов на будущий год будет либо ограничен, либо заморожен. Ходят вокруг да около вопросов о налоговых каникулах для малого и среднего бизнеса, только что возникла идея моратория на административные проверки. Все это, безусловно, доказывает, что в правительстве идет некоторое брожение умов, но также и то, что это именно брожение, а никакая не система мер.
Можно, конечно, предположить, что наблюдаемого падения авторитета власти пока недостаточно для того, чтобы побудить ее к решительным действиям.
В конце концов, как говорится в известной пословице, маленький кредит – это проблема заемщика, а большой кредит – это проблема банка. Возможно, власть воспринимает огромный кредит доверия, который был выдан ей населением, тоже как проблему населения, а не свою. Но практическая ценность пословиц резко падает, когда их толкуют слишком расширительно.
Александр Ослон в презентации своего «мегаопроса» приводит типичный для исследователей такой зыбкой материи, как общественное мнение, тезис: «Сегодня самый большой социальный риск – если слишком многие будут бояться кризиса». Понятно, что распространение паники и истерии может только усугубить положение вещей. Однако в определенных дозах и применительно к руководящим товарищам чувство страха может быть и полезным. В конце концов, в отсутствие сменяемости в качестве побудительного мотива для высшей власти только и остается, что боязнь массовых протестов.