«За 58 дней я решил проблему». Сильвио Берлускони, как всегда, по горло в скандалах: с оппозицией, с любовницами, с прокуратурой и с собственной женой. Но одно и немалое утешение у него все же есть: как и было обещано во время избирательной кампании, первое дело правительства сделано, и авгиевы конюшни Неаполя расчищены к 27 июля, как и планировалось.
Задача, поставленная на первом же выездном совещании совета министров в мае, казалась неразрешимой: убрать за два месяца 35 тысяч тонн мусора с улиц южного города, задыхавшегося от миазмов.
Для этого пришлось привлечь армию и объявить чрезвычайное положение, дававшее военным право силой пресекать попытки населения блокировать временные хранилища помоев. Миссия казалась невыполнимой, скептицизм самих итальянцев относительно решаемости проблем Юга вообще и Неаполя в частности не знает границ, и многие потирали руки, предвкушая очередной позор для премьера.
Однако получилось. Собственно,
мусор немало помог Берлускони выиграть выборы в апреле: кадры из Неаполя, заваленного вонючими пакетами до уровня вторых этажей домов, обошли весь мир и вызвали оторопь, кажется, даже в самых безразличных к гигиене странах Африки.
«Мне стыдно за Италию», — заявлял тогда еще кандидат Берлускони, и это чувство разделили с ним многие. Ситуация в самом деле выходила за грань абсурда: посреди города валялись кучи помоев, которые никто не убирал, потому что их некуда было складировать. Единственным способом избавиться от зловония горожане посчитали огонь, и попытки пожарных гасить подожженные кучи мусора, чтобы прекратить распространение токсичного дыма, часто заканчивались потасовками с местными жителями. Еще хуже дело обстояло со складированием: любая попытка определить место для захоронения мусора немедленно становилась достоянием гласности, и на «объекте» собирались толпы местных жителей, настроенных лечь под бульдозеры, лишь бы не допустить близость помоев. Правительству пришлось применить к адресам новых помоек гриф секретности, и только под покровом государственной тайны удалось избежать столкновений.
Единственным вкладом местных властей в борьбу с мусором стала яркая и дорогостоящая рекламная кампания в городах Севера Италии: огромные плакаты с Везувием и морем, обработанным в фотошопе до ультрафиолета, и лозунг: «Смотри, что ты выкинешь на помойку, если не приедешь в Неаполь».
Пока военные и полиция переквалифицировались в ассенизаторов, политологи, экономисты и психиатры спорили о причинах «мусорного синдрома». Факты были очевидны: четырехмиллионная котловина Неаполя, одно из самых густонаселенных мест в Европе, не имеет ни мусоросжигательных комбинатов (против них активно протестовало население и местные политики), ни системы раздельной уборки с последующей переработкой, ни – что важнее – малейшего плана решения проблемы. Даже в более спокойные времена кучи пластиковых пакетов с отходами валялись на самых центральных улицах Неаполя, и никакого удивления у местных – зачастую люди выкидывали мусор чуть ли не из окон, чтобы не выходить из дома, – не вызывали. Когда же помои все же убирали, их закапывали в землю в окрестностях, и немало народа обогатилось, просто сдавая свои пустыри под кладбища пластиковых бутылок и огрызков. Вокруг мусорного бизнеса суетились мелкие фирмы и артели, по слухам, связанные с каморрой, неаполитанской мафией, достававшей выгодные подряды на складирование отходов через дружественных политиков, которые блокировали конкуренцию в виде мусоросжигательных заводов.
Пустыри в какой-то момент перестали быть таковыми, забитые под завязку, старый мусор никто не обрабатывал, и город начал задыхаться. Попытки вывезти отходы в другие области натолкнулись на законное возмущение соседей, и экспорт помоев пошел в Германию, где с удовольствием утилизировали груз с Апеннин, естественно, за деньги итальянских налогоплательщиков и ЕС. Но все это оставалось попыткой вычерпать ложкой Неаполитанский залив.
Вонь неаполитанских помоек способствовала новому витку вечной дискуссии Север — Юг. Зачем нам нужны эти ребята, которые даже мусор убрать за собой не могут, да еще и заставляют нас за него платить, задались вопросом многие северяне и дружно проголосовали за полусепаратистскую «Северную лигу». Южане попытались по привычке пожаловаться на заброшенность и недостаточное финансирование, но как-то неубедительно. Разрыв между двумя так до конца и не объединившимися половинами Италии никогда еще не представал с такой неопровержимой остротой, и это – после десятилетий вливаний, субвенций, налоговых льгот и инвестиционных проектов.
Социолог Лука Рикольфи посчитал, что разного рода растраты на Юге – от неэффективного использования государственных денег в виде фальшивых пенсий по инвалидности, раздутых из-за кумовства штатов, подозрительных подрядов и заброшенных строек до прямого воровства – составляют около 40 миллиардов евро в год:
как раз та сумма, которой не хватает для завершения полноценного европейского вэлфера с детскими садами, пенсионным обеспечением для всех и пособиями по безработице не только для привилегированных категорий.
По мнению Рикольфи, в Италии сосуществуют три государства: государство гарантий, объединяющее наемных работников, живущих по законам, платящих налоги и отстаивающих свои интересы в цивилизованной форме; государство риска — предпринимателей, грешащих неуплатой налогов, но толкающих вперед экономику; государство силы – территориальный анклав Сицилии, Калабрии и Кампаньи (область Неаполя), где законные власти «имеют свободу действий в тех рамках, которые им позволяет мафия».
Однако на мафию все свалить не удалось: во-первых, выяснилось, что в соседних провинциях та же каморра эффективно убирает мусор да еще и зарабатывает на этом, а во-вторых, мафия никогда не рождается на пустом месте.
Правительство было готово – в определенных пределах – бороться с мафией и местными политиками. Чего оно не ожидало, так это того, что основным препятствием перед мусороуборочными машинами военных станет население, то самое население, которое до этого годами голосовало против строительства мусоросжигателей и категорически отказывалось от «умной» раздельной сортировки домашних отходов.
Вид детей, карабкающихся по горе пакетов с мусором, чтобы добраться до входной двери в собственный дом, шокировал весь мир, но неаполитанцы оставались непреклонными и, жалуясь все более немногочисленным приезжим на ситуацию, встречали бульдозеры, расчищающие новые пустыри для мусора, камнями. По мнению Фульвио Милоне, журналиста, много лет прожившего в Неаполе, это «психология «делайте, что хотите, но только не в моем дворе»»: виноват всегда кто-то другой, а я ничем не поступлюсь моими удобствами и пальцем не пошевелю, чтобы сделать жизнь лучше себе и соседям. «Все забыли, что решение лежит не только в области «железа» в виде предприятий по переработке, но и в сфере «программного обеспечения» — сотрудничества с горожанами, убеждении, пропаганде раздельной уборки, разъяснении необходимости брать на себя ответственность», — говорит Антонио Массаруто, профессор экономики и эксперт по проблемам окружающей среды. Людей надо заставить почувствовать серьезность ситуации, в том числе и перекладывая на плечи горожан дополнительную – и немалую – стоимость «Операции мусор». А так, продолжает профессор, создается система, в которой «нет невиновных» и все рассчитывают на дядю: «Неаполитанцам пора стать взрослыми».
Автор — журналист газеты La Stampa