Цивилизация
Наблюдая состояние нынешней политической системы, трудно избавиться от ощущения, что она будто угодила в болото и, завязнув в нём, не может двинуться ни вперёд, ни назад. Тупиковость ситуации во многом запрограммирована изначально, заложена в самом сценарии развития, суть которого – выхолащивание содержания демократических институтов и процедур и возвращение России к более привычной для неё модели «вертикали власти».
Предпосылки этого возвращения коренятся несколько глубже, чем принято считать. Началось оно не с прихода Путина и даже не с принятия Конституции 1993 года, а с введения поста президента РСФСР, то есть ещё до окончательного краха КПСС.
Отказ от ориентации на парламентскую демократию и ставка на сильную исполнительную власть обусловливались, прежде всего, отсутствием в тогдашнем депутатском корпусе (а следовательно, и обществе) реформистского большинства.
Необходимости рыночных реформ не отрицал почти никто, однако мнений по поводу методов их осуществления было слишком много и слишком разных, а готовых взять на себя ответственность – слишком мало. Избрание сильного президента, способного нести это бремя, поэтому казалось единственным выходом.
Те же самые соображения осенью 1991 года вынудили Съезд народных депутатов передать Борису Ельцину часть своих полномочий – временно, пока не будет пройдена самая тяжёлая часть пути. Депутаты прекрасно понимали, что медлить с принятием неотложных мер больше нельзя, но и договориться между собой не могли. Возникшее позже парламентское большинство имело исключительно негативную природу: единственным мотивом для консолидации было стремление не дать президенту досрочно распустить Съезд.
Конституция 1993 года легитимизировала основополагающие принципы «вертикали власти», но полностью достроить конструкцию долго мешало отсутствие у президента и правительства прочных позиций в Федеральном Собрании (впрочем, и в недостроенном виде вертикаль успела обнаружить некоторые свои неприглядные стороны — чего стоит одна коржаковщина). Однако
независимость правительства от популистского большинства в Госдуме позволяла проводить более или менее осмысленную экономическую политику, не сводящуюся к капитуляции перед всеми, кто требовал бюджетного куска, – именно этого, по большому счёту, и добивалась оппозиция.
Хотя следует признать, что усиление президента за счёт прочих властных институтов стало не последним фактором из тех, что способствовали нарастанию популистских настроений как в обществе, так и в представительных органах.
Конкурентные преимущества вертикали как способа организации власти в специфических условиях постсоветской России проявились вскоре после августовского кризиса 1998 года. Тогда Дума в кои-то веки отвоевала право формировать правительство – точнее, назначать близкого себе, а не президенту премьера. Но уже в мае 1999 года депутаты безропотно вернули эту привилегию главе государства. Выяснилось, что
одержать над президентом тактическую победу – это одно, а сформировать кабинет, последовательно проводящий альтернативную политику – совсем другое.
Ведь думское большинство по-прежнему «дружило против»; оно ещё могло сообща поддержать, например, бездефицитный бюджет, но любой новый шаг грозил подорвать хрупкое единство. На деле же правительство Примакова реализовало антикризисную программу кабинета Кириенко, а Дума послушно утвердила те шаги, которые несколькими месяцами ранее категорически отвергла. Однако левые не горели желанием и дальше отвечать за политику, противоречащую их предвыборным обещаниям, и когда Ельцин избавил их от такой необходимости, едва ли не вздохнули с облегчением.
Ещё бóльшую эффективность «вертикаль власти» продемонстрировала в избирательную кампанию 1999 года, когда пёстрое войско региональных баронов, собранное под знамёнами блока «Отечество – Вся Россия», было наголову разбито президентской администрацией, на скорую руку сколотившей виртуальное образование под названием «Единство».
На гребне этой победы и вознёсся к вершинам Владимир Путин, в чьё правление «вертикаль власти» обрела законченную форму.
При втором президенте РФ Кремлю удалось то, чего не удавалось при первом: взять под полный контроль остальные ветви власти, причём на всех уровнях – от федерального до местного.
Вместе с тем при Путине в полной красе явили себя и отрицательные качества указанной модели. Порождённая необходимостью проводить реформы в отсутствие достаточной поддержки оных со стороны общества, «вертикаль власти», встав на ноги, зажила самостоятельной жизнью и начала преследовать собственные цели. Если в течение первого путинского срока кое-какие реформы худо-бедно доводились до ума, то второй срок почти целиком был посвящён куда более приятному для правителей занятию – переделу собственности и перераспределению финансовых потоков. Уничтожение в 2004–2008 годах всех прочих, не совпадающих с «вертикальными», форм политической жизни было вызвано не столько боязнью конкуренции (к этому моменту она и без того была минимальной), сколько несовместимостью стремлений власть имущих с институциональными ограничениями, препятствующими коррупции государственного аппарата.
Сегодня «вертикаль власти» находится в тупике, из которого, по сути, нет выхода. Дальнейшее закручивание гаек не имеет смысла – новых дивидендов это никому не принесёт; ослабление их чревато разбалтыванием и последующим развалом механизма. Остаётся одно – консервация на возможно более долгий срок.
И в этом плане нынешнее «двоецарствие» содержит в себе явную угрозу всей системе, поскольку у вертикали не может быть двух вершин.
Сама логика вертикали делает неизбежным перераспределение полномочий в пользу Медведева. Он и Путин едут в разных лифтах: первый – наверх, второй – вниз. Пока Путин чуть выше, но скоро они сравняются, а затем поменяются местами. Или так: Медведев пока «ребёнок», а Путин – «взрослый» и, даже стоя на ступеньку ниже, всё равно выше преемника. Но ребёнок быстро растёт. Скоро для того, чтобы их головы были вровень, Медведеву придётся приседать, а Путину тянуться на цыпочках, а потом и вовсе подпрыгивать. Рано или поздно это утомит обоих.
Медведеву и Путину никуда не деться от перетягивания каната – вне зависимости от их собственных желаний. Если этого не захотят они, за дело возьмётся их окружение.
Друзья Путина контролируют слишком жирные куски, для отъёма которых нужна лишь президентская подпись – и кто-нибудь обязательно добьётся, чтобы она была поставлена. На это будут работать не только конкретные люди, но и сама природа «вертикали власти», в соответствии с которой глава государства является верховным арбитром во всех мало-мальски важных вопросах. Сопротивляться неумолимому ходу вещей Путин не только не сможет, но и вряд ли захочет – как только увидит, что его сопротивление угрожает существованию системы в целом. Ведь в случае её обрушения обломками придавит всех участников междоусобицы. Впрочем,
вертикаль рухнет в любом случае. Надолго законсервировать её не удастся. Она бывает эффективной лишь в чрезвычайных обстоятельствах, в условиях мобилизации всех сил общества.
По иерархическому принципу организованы армейские структуры, и альтернативы этому принципу в данной сфере ещё не придумано – любое ослабление дисциплины порождает сначала партизанщину, а затем уголовщину. Неудивительно, что и нынешняя «вертикаль власти» старательно пытается внедрить в общественное сознание ощущение осаждённой крепости, то и дело устраивая силами подконтрольных СМИ очередную псевдопатриотическую истерику.
Проблема, однако, в том, что для эффективной работы иерархической вертикали нужна настоящая, а не высосанная из пальца опасность военного столкновения, а ещё лучше – само это столкновение (отсюда постоянный соблазн авторитарных режимов – маленькая победоносная война). В мирных условиях,
когда образ врага лепится на пустом месте, мобилизация оборачивается профанацией и, что гораздо хуже, всепроникающей коррупцией. Если враг вымышленный, то решительно невозможно устоять перед искушением потратить средства, выделенные на борьбу с ним, на гораздо более продуктивные (т. е. своекорыстные) цели.
Противодействие же коррупции при сведённой к нулю политической конкуренции – пустые хлопоты. В итоге государство, устроенное как «вертикаль власти», само становится неконкурентоспособным – особенно в сегодняшнем, быстро меняющемся и глобализирующемся мире.
Так ли, иначе ли, крушение вертикали – это дело времени, и главный вопрос не в том, как его предотвратить (оно непредотвратимо), а в том, что делать потом, чтобы на руинах не образовалась новая вертикаль – подобно тому, как на обломках КПСС выросла вертикаль нынешняя. Если в будущей политической системе снова не окажется вменяемого, адекватно учитывающего имеющиеся реалии большинства, то появление новой вертикали неизбежно – по причине отсутствия соперников. Для этого
оппозиция, в том числе и притаившаяся до поры внутри самой вертикали, уже сегодня должна приступить к выработке позитивного консенсуса – именно позитивного («мы за»), а не негативного («мы против»).
При выработке позитивного консенсуса должны быть отброшены все утопические и завиральные идеи – вроде реституции сгоревших вкладов, административного регулирования цен, раскупоривания государственной кубышки на текущий прокорм, национализации как метода повышения эффективности экономики и т. п. Всё это, как уже неоднократно показывала история, не ведёт ни к чему, кроме экономического хаоса и последующего воспроизводства вертикали, которая в конце концов неизменно упирается в глухой тупик.
Вертикаль питается нашей неспособностью организовать собственную жизнь. Вертикаль требует пожертвовать свободой, обещая взамен порядок, но умалчивает, что в качестве дополнительной платы заберёт и будущее. Ведь её ресурсы очень ограничены — не из-за чьей-то злой воли, а просто в силу закона гравитации.
Автор — руководитель отдела политологии фонда «ИНДЕМ».
