Цивилизация
Третий по счету состав присяжных, созванный для суда над Квачковым, Яшиным и Найденовым, которые, по версии обвинения, пытались убить Чубайса, вынес оправдательный вердикт. Два предыдущих состава были распущены до вынесения ими решения – явно ввиду предположений, что оно будет таким же, как нынешнее.
Презумпция невиновности обязательна для всех. Не пытаясь поэтому «переиграть» только что прошедший суд и по-другому ответить на вопросы, заданные присяжным, зададим вопрос сами:
Интересно, а что ответил бы средний россиянин, симпатизирующий, возможно, Владимиру Квачкову и уж точно не симпатизирующий Анатолию Чубайсу? Для которого первый, видимо, «свой», а второй уж точно – «чужой».
Тем более что покушение не удалось, а предполагаемые его участники просидели уже три года, да и обвинение выстроено совсем не блестяще, и при заведомом желании в нем усомниться не так уж трудно найти для этого зацепки?
И должно ли удивлять именно такое решение жюри после того, как самые разнообразные составы присяжных почти всегда оправдывали экстремистов, совершавших не покушения, а вполне реальные изуверские убийства на этнической почве? О позиции присяжных в деле капитана Ульмана и еще в нескольких подобных процессах можно и не вспоминать.
Удивление поэтому вызвал бы как раз обвинительный приговор, а тот факт, что созванные Мособлсудом присяжные Квачкова оправдали, был вполне предсказуем. Но вопросы можно и нужно задать не только присяжным.
Суд жюри позаимствован нами с Запада и хорошо действует в обществах с прочным гражданским самосознанием и укоренившимся сверху донизу уважением к правосудию. Участвуя в суде, присяжный видит в этом свой гражданский долг, он там не сводит счеты с властями и старается, в идеале, по крайней мере, перебороть свои личные предубеждения ради установления истины.
Чем это похоже на нас?
Во множестве дел, и особенно резонансных, у властей есть заранее сложившееся мнение относительно того, каким должен быть приговор.
Так или иначе, это чувствуется присяжными, и для жюри отправление правосудия неразрывно сплетается с совершенно посторонним в этом деле вопросом: угодить или бросить вызов?
И надо сказать, что суды присяжных – одно из немногих наших учреждений, где властям время от времени бросают вызов — в том числе и в ущерб правосудности вердикта. И чаще всего это происходит в тех случаях, когда от присяжных ждут чего-то, совсем не похожее на то, что наши «верхи» обычно ждут от своих граждан.
На официальном уровне у нас политизируется и идеологизируется почти любая проблема (не снят с повестки в числе прочих и тезис о том, что «во всем виноват Чубайс»), однако применительно к этому суду ощущалось желание, чтобы те, кто предположительно на Чубайса покушался, были осуждены.
Ксенофобия в форме неприязни к Грузии, а также и многим другим бывшим собратьям по Советскому Союзу стала весьма респектабельной и широко насаждается сверху. Однако когда судят очередных экстремистов, расправившихся с очередным «южанином», жюри сверху же получает незримые сигналы, что в данной ситуации национальные предрассудки не должны влиять на вердикт. Удивительно ли, что эти сигналы чаще всего не принимаются в расчет?
На официальном уровне любой внутренний или внешний конфликт трактуется у нас как борьба «своих» и «чужих» — тех, кто всегда безупречно прав, и тех, кто заранее и безнадежно плох. А в суде откуда-то должна появиться совершенно другая атмосфера, в которой несимпатичный и неприятный может быть признан жертвой, а приятный и симпатичный – виновником преступления.
Надо ли ждать от отобранных по жребию рядовых людей каких-то актов гражданского духа, не схожих со стандартным нашим набором проявлений гражданственности: нелюбовью к соседям и натовцам (и особенно – к натовцам-соседям), преклонением перед Димой Биланом и страстями, заранее накапливаемыми для Сочинской олимпиады?
Добавим к этому, что скопированное на Западе жюри механически вмонтировано в нашу старую судебно-правоохранительную систему.
А система по-прежнему заточена на работу безо всяких присяжных – следствие не приучено готовить доказательную базу, прокурор привык быть руководителем процесса, он обращается к суду, а не к жюри, и сплошь и рядом проигрывает адвокатам в профессионализме.
Не говоря уже о том, что для всей этой системы независимость и объективность стоят, мягко говоря, не на первых местах.
Получить в таких обстоятельствах нормально работающий суд присяжных было бы чудом. А чудес, как правило, не случается. Не случилось и на этот раз.
Остается раздумывать над словами оправданного Квачкова «доведу недоделанное до конца» (с последующим уточнением, что речь о работе над диссертацией) и соглашаться со словами Чубайса, что «оправдание виновных — лучше, чем наказание невиновных».
