«…28 апреля 14 локомотивных бригад — членов Российского профсоюза локомотивных бригад железнодорожников без предварительного уведомления отказались вести электропоезда на ярославском и горьковском направлениях Московской железной дороги, в результате чего был сорван график движения пригородных электропоездов», – этим официальным сообщением своей пресс-службы МЖД подтвердила факт забастовки. Сами работники МЖД с раннего утра понедельника предупреждали своих близких, чтобы те добирались до города не на электричках. Забастовки железнодорожников в России запрещены по закону, что сразу же подчеркнули в руководстве РЖД и МЖД. Председатель профсоюза — организатора однодневной забастовки Сергей Линев уже получил повестку в милицию.
В новейшей истории России пиком забастовочного движения стали знаменитые пикеты шахтеров возле Белого дома в 1998 году. Кроме того, все 90-е то в одном, то в другом регионе вспыхивали локальные стачки под стандартными и общими для всей страны лозунгами: бастующие требовали либо погасить долги по зарплатам (эта проблема была крайне острой до начала 2000-х годов и до сих пор не везде решена полностью), либо повысить жалованье. Но если тогда забастовки еще как-то вписывались в общую канву бурной политической жизни с реальной многопартийностью, перманентной борьбой оппозиционного парламента с президентом, то
в путинскую эпоху «тотальной стабильности» забастовки, с точки зрения власти, выглядят неким нонсенсом.
Не случайно все самые нашумевшие выступления рабочих последних двух лет — на «АвтоВАЗе», заводе «Форд» в городе Всеволожске Ленинградской области или на шахте «Красная Шапочка» в Свердловской области — неизменно подавались работодателями как следствие внешних происков сторонних «независимых профсоюзов», желающих раскачать якобы стабильную и благополучную ситуацию на предприятиях. И неизменно на организаторов забастовок подавали в суд. А власти во всех этих случаях подчеркивали уникальность и единичность ситуации. Действительно,
на фоне фиксирующих максимально низкую гражданскую активность населения социологических опросов и официальной политической картины, где нет места никаким проявлениям социального протеста, забастовки выглядят чуть ли не диверсией против объявленной властью всеобщей благодати.
В советском обществе, где рабочий класс был провозглашен гегемоном, он не мог бастовать и протестовать по определению — как могут бастовать хозяева страны? Похоже, в пору возвращения к советским нормам существования государства и общества, которую мы переживаем, возрождается и советское отношение к забастовкам. С той лишь разницей, что сейчас акции протеста рабочих утаить неизмеримо труднее, чем это было в советские времена, когда достоянием гласности (благодаря «вражеским голосам») становились лишь такие совсем уж масштабные события, как расстрел мирной многотысячной демонстрации против роста цен в Новочеркасске в 1962 году.
В Европе забастовки, в том числе на транспорте, происходят сплошь и рядом — при том что там доходы бастующих и уровень их социальной защищенности намного выше нашего как в абсолютных, так и в относительных величинах. Эти забастовки там тоже мешают жить обывателям и раздражают правительство. Но нигде в этих странах в забастовках не ищут происков внешних сил, хотя легальные оппозиционные политические партии, естественно, пытаются пользоваться выступлениями трудящихся для критики власти.
В нашей стране сами забастовки выглядят как вызов государству. И никакой своей вины в том, что люди вынуждены добиваться улучшения условий труда таким образом, не чувствуют даже сами работодатели, не говоря уже о властях любых уровней.
Хотя, например, то же ОАО РЖД, в которое входит отличившаяся забастовкой машинистов Московская железная дорога, контролируется государством.
Вообще все сообщения о взаимодействии власти с профсоюзами в стране в последние годы у нас сводятся к тому, что фактически поглощенная «Единой Россией» официозная Федерация независимых профсоюзов России (ФНПР), правительство или региональные администрации и представители работодателей (никогда не говорится, какие именно) подписывают очередное трехстороннее соглашение об урегулировании трудовых споров. При этом ФНПР устроена так, что в принципе не спорит с властью. А степень влияния действительно независимых профсоюзов на защиту рабочих в трудовых конфликтах остается для общества тайной — в российском информационном пространстве независимые профсоюзы существуют только в момент, когда им приписывают организацию забастовки.
Понятно, что в таких условиях забастовки в России не воспринимаются властью и работодателями как естественный способ борьбы наемных работников за свои права. А потому каждый раз становятся для тех, против кого направлен протест, диверсией, провокацией, неприятной «пролетарской неожиданностью».