Цивилизация
Уход Фиделя Кастро с официальных постов трудно назвать неожиданным. Когда летом 2006 года он исчез из публичного пространства, стало ясно, что эпоха пламенного команданте близка к закату.
Волею истории Куба во второй половине ХХ века оказалась в центре идеологического противостояния двух сверхдержав.
Соответственно, и оценки деятельности главного «барбудо» Западного полушария зависели от принадлежности к тому или иному «полюсу» мировой политики. Восторги по поводу «острова Свободы» соседствовали с проклятиями в адрес «коварного тирана».
Конец холодной войны, вместе с которой в прошлое ушел весь европейский лагерь социализма, как ни странно, не принес изменений на Кубу. Режим Фиделя, попавший после прекращения советского субсидирования в тяжелейшее экономическое положение, казалось, был обречен на моментальный крах. Ведь на протяжении десятилетий Гавана была едва ли не главным раздражителем для США, той страны, которая одержала убедительную победу в «войне идей». Однако кубинский социализм выстоял тогда, не рухнул он и полтора года назад, когда Кастро отошел от управления.
Есть основания считать, что и окончательный уход Фиделя не приведет к резким переменам, хотя трансформация неизбежна.
В чем секрет этого странного режима? Ведь в последние годы он вроде бы не имел шансов на выживание — ни экономических, ни геополитических, ни идеологических. Ответ на этот вопрос позволяет понять и истинное, очищенное от пропагандистской мишуры, место Фиделя в истории.
В отличие от Восточной Европы, которая обрела «бессмертное, потому что верное» учение благодаря советскому военному присутствию, кубинская революция была внутренним и естественным процессом. Собственно говоря, как хорошо известно, коммунистом Фидель Кастро стал не сразу и по прагматическим причинам. Освободительное движение развернулось на Кубе в 1950-е годы не по наущению Москвы, а как реакция на коррумпированную диктатуру Батисты, которого поддерживали Соединенные Штаты.
Кастро был типичным националистом, который по своей сути не отличался от десятков лидеров антиколониальных и национально-освободительных движений, вспыхнувших тогда по всему миру. Время великих империй катилось к закату, Европа быстро утрачивала влияние на мировые дела, а новые гранды глобальной политики — СССР и США — не без злорадства наблюдали за крушением британского, французского, голландского, португальского величия. Стремительно возникал Третий мир — сообщество новых стран, обретавших независимость по мере деградации колониальной системы.
Харизматические вожди — Гамаль Абдель Насер в Египте, Ахмед Сукарно в Индонезии, Кваме Нкрума в Гане и многие другие — олицетворяли стремление народов к самоутверждению, желание национального реванша.
Частью этого процесса стали и события на Кубе. Правда, если к остальным антиколониальным движениям Вашингтон относился в основном благожелательно, ведь они ослабляли конкурентов на мировой арене, то мятеж в собственном заднем дворе американцам, конечно, не понравился. Однако оказалось, что это не случайность, а проявление всеобщей закономерности, с которой не так-то легко справиться.
Конечно, новые «хозяева» планеты — Кремль и Белый дом — не сидели сложа руки, наблюдая за обвальной деколонизацией. Между ними немедленно развернулась борьба за влияние, и залогом выживания освободившихся стран стало присоединение к одному или другому «патрону».
Националистам пришлось рядиться в те или иные одежды — некоторые провозглашали приверженность западной демократии, некоторые (большая часть) решили строить социализм.
И то, и другое, однако, было лишь оболочкой для общего содержания — эмансипации народов и их становления. Советская модель многим казалась более предпочтительной, и это легко объяснимо. Во-первых, идеалы равенства и справедливости звучали в унисон с лозунгами национально-освободительной борьбы. Во-вторых, социалистическая риторика и практика являла собой резкое размежевание с моделью, унаследованной от колонизаторов.
Эра колониализма ушла безвозвратно. Правда, радужные надежды, которые связывались с обретением независимости, быстро рассеялись. Новые власти практически повсеместно не устояли перед соблазном масштабной коррупции, сколько-нибудь демократическая система со сменяемостью власти пустила корни лишь в считанном числе стран, да и качество государственного управления везде оставляло желать много лучшего.
Громко декларируя самостоятельность, страны Азии, Африки, Латинской Америки быстро попали в другую зависимость — от своих геополитических и идеологических патронов.
Куба Фиделя Кастро не стала исключением, вождь революции со временем превратился в типичного диктатора. Правда, его политическим талантам, как и способности к выживанию, нельзя не отдать должное. Романтики революции хватило очень надолго именно потому, что в ее основе лежало естественное стремление любой нации самостоятельно решать свою судьбу. И Кастро служил символом как раз этого, хотя похвастаться экономическими успехами и построением эффективной государственной системы он явно не может.
Фидель покидает мировую политику в тот момент, когда пафос 1950-х вновь востребован. Третий мир все громче заявляет о своих правах и о намерении оказывать влияние на ход событий в мире. Происходит это на фоне ослабления тех самых патронов, которые «прибирали к рукам» антиколониальные движения полвека назад. СССР уже нет, а США, того гляди, надорвутся под бременем взваленной на себя ответственности. Часть Третьего мира — Индия, например, — вместе с Китаем и вовсе претендует на лидерство. А другая часть — исламская умма — находит свои способы воздействия.
На исходе 50-х годов прошлого века пробудившийся национализм рядился в социалистические одежды. Сегодня в роли идеи, подходящей для национального возрождения, все чаще выступает политизированное понимание религии, прежде всего ислама.
В этом смысле вожди палестинского движения ХАМАС или ливанской «Хезболлы» — современный вариант Насера и Кастро.
Находятся и новые патроны, готовые использовать тягу к самоопределению в собственных целях. Иран, например, неслучайно поддерживает радикальные движения на Ближнем Востоке — ведь их устремления всегда будут находить отклик среди населения стран, у которых есть чувство ущемленности — справедливое или надуманное.
Кастро войдет в историю как диктатор, которого обвиняли во всех смертных грехах. Это слишком тривиально, да и вождей таких в мире сотни. Миф о Фиделе как символе освобождения переживет его политическую эпоху, как бы ни развивались события на Кубе после его ухода — из политики и из жизни.
