Цивилизация
Еще недавно темой № 1 в российской политике были гадания о том, кто же в конечном итоге станет преемником Владимира Путина (вариант с третьим президентским сроком был органичной частью дискуссии). Нерешенность этого ключевого вопроса порождала тьму прочих неясностей, касающихся новой расстановки сил во власти после президентских выборов, влияния тех или иных групп интересов в верхах, содержания будущей внутренней и внешней политики страны. Но вот сейчас наступил момент, когда вопрос о преемнике и с большой долей вероятности о премьере при нем вроде как прояснился. В восприятии политически активных слоев, да и по разного рода другим критериям (частота упоминаний в СМИ, данные опросов общественного мнения, проводимых разными социологическими службами) в роль преемника активно вживается первый вице-премьер Сергей Иванов. А другому первому вице Дмитрию Медведеву, скорее всего, уготовано место премьера.
Тема «неожиданных фигур», «темных лошадок» в связи со следующим президентством если не ушла окончательно, то отодвинута на глубокую периферию политического процесса.
Проблема, однако, в том, что решение главного вопроса не отменяет общей неопределенности. И вовсе не под влиянием каких-то таинственных слухов, а на основании событий и фактов из текущей политической действительности. Заведение громких уголовных дел против известных бизнесменов и политиков, продолжающийся передел собственности, передача в корпоративное управление целых регионов страны, требования «Единой России» отправить в отставку еще 17 губернаторов и много чего другого. То есть все «сообщество управляющих», по идее, должно выстраиваться под новые фигуры во главе властной пирамиды, а вместо этого на верхних этажах этой пирамиды усиливается хаос.
Формирование новой композиции власти, которая была бы приемлемой для всех основных групп интересов, — задача не менее важная и сложная, чем выбор преемника.
Особенно в ситуации, когда у власти и после 2008 года останется одна и та жа «питерская» команда. Но эта задача как раз и не решена, и у конкурирующих групп есть собственные на это взгляды, которые пока не удается привести к общему знаменателю. Вероятно, что борьба за захват более благоприятных позиций в госаппарате и бизнесе будет идти и дальше по нарастающей, лишь точечно соприкасаясь с развертывающейся избирательной кампанией.
А значит, неопределенности никуда не исчезнут вплоть до окончательного «распределения мест» уже при следующем президенте страны.
Не исключено, что, если бы существовал риск избрания на президентский пост «чужака», консолидация правящего слоя, распределение в нем ключевых позиций и зон ответственности происходили бы быстрее и без таких издержек.
В рамках «проблемы-2008» важно упомянуть еще один фактор сохранения неопределенности. Политические режимы в современной России, как, впрочем, и на всем постсоветском пространстве, носят персоналистский характер. С уходом из власти национального лидера неизбежно меняются политические институты, формальные и неформальные отношения между ведущими группами, методы и способы реализации политических решений. Перемены, происходящие в Туркмении, наглядное тому подтверждение, хотя еще недавно казалось, что выстроенная при Туркменбаши система с ее институтами может надолго пережить своего создателя. Специфика России в том, что уходящий президент не собирается покидать большую политику и, судя по всему, намерен по-прежнему играть в ней ключевую роль. Можно даже предположить, что хаотизация взаимоотношений между властными группами — не настоящая, а на самом деле под видом ее происходит переформатирование властной элиты в соответствии с планом, известным только очень ограниченному кругу лиц (а может быть, только одному лицу).
Цель — создание условий, каналов влияния, призванных сохранить за уходящим президентом лидерские позиции в российской политике или как минимум сильное влияние на нее.
Проблема, однако, в том, что краеугольным камнем российской политической традиции является неразделенная персонифицированная власть. Ее носитель одновременно является и высшим гражданским управленцем, и верховным главнокомандующим, и производителем основных политических идей и смыслов, и в значительной мере моральным лидером тоже. Именно во многом благодаря устойчивости этой традиции в современной России не складывалась дуалистичная система власти — ни в период так называемой августовской республики (1991–1993 гг.), короткая история которой состояла в борьбе за лидерство между президентом Борисом Ельциным и Верховным Советом, ни уже в первые годы нынешнего столетия, когда разными политическими силами периодически предпринимались попытки продвинуть идею введения смешанной президентско-парламентской республики.
Поэтому и возникает вопрос, насколько эффективно будет работать — в управленческом смысле прежде всего — переформатированная система властных отношений, полностью или в значительной мере замкнутая на неформальный центр власти. Уже сейчас ясно, что ее неотъемлемыми чертами станут широкое применение принципа сдержек и противовесов, хотя и ограниченное верхними этажами власти, появление многочисленных структур с параллельными и дублирующими функциями.
Это вряд ли укрепит моноцентричную систему и властную вертикаль и едва ли поспособствует эффективности принятия и реализации решений со всеми вытекающими отсюда последствиями. Особенно если системе в следующие 4 года придется столкнуться с новыми вызовами, в первую очередь экономического и социального характера, требующими адекватных обстановке решений и их целенаправленной реализации. Корпоративное и ведомственное соперничество создадут для этого неблагоприятную среду. Две «партии власти», мечтающие друг друга задвинуть, Генпрокуратура и Следственный комитет, формально числящийся вроде как в ее системе, несколько примерно равных по мощи госкомпаний, конкурирующих за одни и те же ресурсы. Таких примеров уже много, а будет еще больше. Эта проблема, возможно, и имеет решение, но контуры его пока не просматриваются.
И, наконец, последнее. Начавшиеся кадровые «зачистки» мэров, губернаторов, некоторых чиновников федеральных ведомств под флагом борьбы с коррупцией с точки зрения правящей группы выглядят вполне логично в плане перехода от одного президентства к другому. Особенно с учетом возможного возвращения Путина на президентский пост в 2012 году.
Но есть ли гарантия того, что этот механизм, будучи запущен, не превратится в мощнейший инструмент передела собственности, который заживет по собственной внутренней логике «удар в ответ на удар» и который будет нелегко остановить по команде сверху?
Из перечисленных проблем и складывается подлинная повестка дня как переходного периода, так и по крайней мере первых лет следующего президентства, которая имеет мало общего с предстоящими выборами. От того, как ее станут решать, во многом будет зависеть дальнейшее политическое развитие страны.
