Бывший командующий Балтийским флотом Владимир Егоров, сложивший в среду полномочия губернатора Калининградской области, встал в и без того длинную шеренгу военных, у которых не задалась политическая карьера. Не он первый, но, возможно, что он один из последних. Больше военных для выполнения не свойственных им функций рекрутировать не будут.
Трудно вспомнить какую-либо еще социальную группу, судьба которой в политике была бы столь же неудачной.
Если даже среди охаянных некогда Виктором Черномырдиным «завлабов» нашлось немало успешных карьеристов, если творческая интеллигенция смогла выдвинуть из своей среды несколько удачливых политиков и лоббистов, то армейские выдвиженцы отличились только большими политическими конфузами.
Александр Руцкой, Александр Лебедь, Виктор Казанцев, Геннадий Трошев, Владимир Шаманов — всех их выдвигали, выбирали, связывали с ними определенные надежды, которые так и оставались надеждами. Бывшие генералы вчистую проигрывали избирательные кампании, а когда их все-таки удавалось продвинуть на сколько-нибудь значимые позиции, они тут же начинали скандалить и в итоге вынуждены были уходить в отставку.
Можно, конечно, предположить, что Александр Руцкой и Александр Лебедь стали жертвами своего рода «кесоннной болезни»: один шагнул в вице-президенты со скамьи депутата ВС РСФСР, а второй — из думского кресла. Несоответствие скорости служебного роста темпам приобретения необходимых навыков всегда пагубно сказывается на политической карьере.
Однако ведь признан неудачным опыт работы полпреда в Южном федеральном округе Виктора Казанцева, служившего — и неплохо — в тех самых краях командующим Северо-Кавказским военным округом.
Надо сказать, что подобный эффект смело можно отнести к числу «русских загадок».
Во всех странах мира армия исправно поставляет в большую политику бывших генералов и адмиралов, многие из которых делают новую, зачастую еще более удачную карьеру.
<1>Возможно, все дело в том, что среди российских военных, бросивших службу и подавшихся в политику, абсолютное большинство те, кто поссорился с начальством. Генералы-бунтари. Так было со всеми: от Александра Руцкого и забытого ныне Виталия Уражцева — до проявивших себя во второй чеченской кампании Казанцева и Трошева. Почти всегда отказ от продолжения военной карьеры бывал вынужденным, почти всегда причиной конфликта являлся неуживчивый нрав генерала-бунтаря, насмерть рассорившегося с начальством.
Но гражданская политика еще тоньше военной.
В ней слишком сильны неформальные и не видимые постороннему глазу связи. Этот мир построен на интригах, учете тончайших нюансов и строжайшем соблюдении определенного свода неписаных правил. Все его устройство само по себе предполагает, что армейский опыт делового и личного общения не может быть эффективно использован в политической жизни. И тем более совсем уж нет никаких шансов на то, чтобы найти общий язык с аппаратным миром у генералов-бунтарей, которые, по определению, не готовы соблюдать установленные правила игры.
На самом деле в этом российская политика является наследницей византийских традиций, предполагавших значительное удаление военных от двора.
У одних были свои игры, у других — свои.
Правда, в Византии военные часто брали реванш. Хочется верить, что в России это невозможно.