Цивилизация
На этой неделе в Театре Моссовета в рамках Чеховского театрального фестиваля был показан спектакль «Шум времени». Постановщика московский зритель мог запомнить, когда лет десять назад Британский совет привозил в Москву его спектакль «Улица крокодилов», на который тогда сбежалась вся театральная Москва. Это английский режиссер Саймон Макберни. На этот раз в его представлении участвует и американский струнный Эмерсон-квартет. Такое неожиданное сочетание объясняется просто. Новая работа Саймона Макберни посвящена Дмитрию Шостаковичу. А Эмерсон-квартет исполняет последнее сочинение великого композитора.
Мы, жители севера, за зиму изголодавшись по теплу, в летнее время преображаемся. Мужчины, за весь зимний период взгляда не поднимавшие на женщин, начинают интересоваться девушками; женщины, не читавшие даже газету «Правда», заболевают искусством. Конечно, это климатическое. Мы нервны и впечатлительны. Мы не очень хорошо владеем иностранными языками и туманно представляем себе, что творится в окружающем мире. Хотя бы потому, что само наличие окружающего мира вызывает сильные сомнения.
Говоря серьезно, Шостакович для нашей культуры и даже для истории нашей культуры фигура, как нынче принято выражаться, знаковая. Он даже более показателен, чем Врубель, Пастернак или Стравинский. Дело в том, что отчего-то именно он волновал нашу тираническую власть неизмеримо больше, чем все художники и писатели, вместе взятые. Скажем, знаменитое постановление Жданова о писателях-вредителях было посвящено двум авторам. Знаменитая статья забытого сегодня писателя Бориса Горбатова в «Правде» о раскрытии псевдонимов была посвящена разом полутора десяткам сочинителей. Шостакович же удостоился индивидуального разоблачения в той же газете «Правда». Статья называлась «Сумбур вместо музыки». И это при том, что автору не было еще и тридцати лет, а его опера была написана на тему известного произведения Николая Лескова, уже признанного к тому времени классика русской литературы. Это была «Леди Макбет Мценского уезда».
Отпетые сталинисты по-своему правы: тиран обладал художественным вкусом. Он преследовал только подлинных гениев: Пастернака, Мандельштама, Шостаковича. А, скажем, Шолохова или Исаковского не трогал. В каком-то смысле это была традиция, идущая еще от монархии. У царей тоже были конфликты с Лермонтовым и Толстым, а с Булгариным не было.
Довольно символично, что Шостакович жил в Москве в так называемом Доме композиторов. Советские композиторы, среди которых попадались люди смышленые и не лишенные чувства юмора, устраивали капустники. В одном из этих представлений был довольно забавный номер. Молодые актеры изобразили, что происходит в этом доме. Точно сейчас сосчитать уже нельзя, но смысл был в следующем: на седьмом этаже сидит член Союза советских композиторов и подбирает на рояле свое новое сочинение «Каховка, Каховка, родная винтовка». Одновременно в этом же подъезде на третьем этаже сидит другой композитор и записывает ноты своего нового опуса «Орленок, орленок, взлети выше солнца». А между ними на пятом этаже сидит композитор Шостакович и читает газету. Стоит ли говорить, что две вышеназванные песни имеют один и тот же мотив.
Но фигура Шостаковича очень неоднозначна и поэтому, безусловно, может представлять интерес для драматурга. Известно, например, что его знаменитая Ленинградская симфония была задумана еще до начала войны и отражала в том числе отношение композитора к окружающей его счастливой сталинской действительности. С другой стороны, музыка к кинофильму «Падение Берлина», прославлявшему Сталина, писалась непосредственно для этого киношедевра. Но не нам предъявлять счет гению. Он прекрасно сам сознавал, в чем он был силен, а в чем проявил слабость. Если угодно, его пример — это образец колебаний любого интеллигента, если ему приходится сталкиваться с властью. В конце концов, эту дилемму каждый художник решает по-своему: соглашаться с существующим порядком вещей или протестовать против него.
Большому художнику его собственное творчество, безусловно, должно быть дороже, чем участие в политических страстях. И никто не может бросить в него камень, потому что он заплатил за свой выбор своим собственным искусством.
Однако, как свойственно русскому интеллигенту, Шостакович глубоко переживал и стыдился своего сотрудничества с властью. Тем более стыдился, что понимал: эта власть не от Бога. Вызывает сомнение, что он мог бы повторить расхожую фразу, что у народа бывают такие правители, которых он заслуживает. Он был честный человек и не мог не понимать, что фраза эта по отношению к народу, попавшему под власть узурпатора, несправедлива. Но вместе с тем с этой властью он был вынужден сотрудничать.
Именно этот факт и придает его фигуре не просто драматический, а скорее трагедийный оттенок. Понятно, почему им заинтересовался английский режиссер. На его родном острове уже в елизаветинские времена закончились шекспировские страсти. В этом смысле сталинские времена в России — последний период в европейской истории, в котором можно увидеть подлинный драматизм. Если взглянуть с этой точки зрения, становится понятно, почему таким успехом пользуются произведения Аксенова и Рыбакова: это почти евангельские человеческие страдания, неправый суд, ужасная казнь, восстановление правды задним числом.
Шостакович на самом деле — одна из центральных фигур в жизни интеллигенции именно этой эпохи. И если Григорий Мелехов или доктор Живаго все-таки плод писательского воображения, то Шостакович — это реальный герой и реальный гений.
<1>Понятно, почему англичанин заинтересовался этой фигурой. И абсолютно непонятно, почему в собственном отечестве никто не написал такой пьесы и никто ее не поставил. Был, правда, один литератор, который совершил своего рода подвиг по отношению к Шостаковичу. Он был музыковед и в течение нескольких лет, заслужив доверие мэтра, приходил к нему за интервью. Зовут этого человека Соломон Волков. Не буду настаивать, но, кажется, сам Шостакович, может быть, не отдавал себе отчета, что руками Волкова пишет свои мемуары. Так или иначе, эта книга существует, и маловероятно, что английский режиссер, взявшись за эту тему, мог обойти ее вниманием. То есть Шостакович остался не просто фигурой, а стал темой века. По его судьбе прокатилась история. Не было бы ничего удивительного, если бы где-нибудь в квантунском музыкальном театре поставили его оперу, а на тайском языке вышла бы его биография. Как всякий великий человек, он вышел за границы своей страны и перерос рамки своего времени. Но и мы же с детства знаем стихи Уитмена в переводе Чуковского, а именами, почерпнутыми у Диккенса, называем своих псов. Это ли не прекрасно? Это ли не пример того, что всяческие ревнители замкнутости, фанатики изоляционизма, ксенофобы и крикуны никогда не выиграют, потому что среди них не найдется таких людей, как Шостакович?
Автор — обозреватель «Независимой газеты», специально для «Газеты.Ru-Комментарии».
