Цивилизация
Говоря о демократии, президент остановился на целом ряде болезненных тем: он обрушился на бюрократов, которые рассматривают госслужбу как вид бизнеса и захватывают, по словам президента, власть в стране, в результате чего ей грозит «бюрократическая реакция», упомянул рэкет налоговых и правоохранительных органов, использующих неопределенность законодательства в целях передела собственности, коснулся коррумпированности судов, остановился на необходимости обеспечения свободы мнений и объективности информации на телевидении. Т. е., по сути дела, перечислил тот набор проблем, которые, по мнению российской оппозиции и общественного мнения Запада, стали наиболее характерными чертами путинского правления в последние годы и определенно свидетельствуют об отходе второго российского президента от демократической модели развития в пользу авторитарно-бюрократической.
Стоит ли воспринимать слова российского президента всерьез? Или это лишь ход в той риторической и информационной войне, которую ведет Кремль со своими критиками внутри страны и лидерами Запада? Вроде реплики министра Лаврова о том, что Россия хотела бы видеть Америку демократической страной, играющей важную роль на международной арене, в ответ на аналогичную реплику Кондолизы Райс в отношении России.
Ответом на этот вопрос мог бы стать анализ того, откуда возникли и почему так обострились столь точно указанные президентом проблемы российской демократии.
Так, например, отношение к госслужбе как к специфическому виду бизнеса, разумеется, было в России всегда, однако переход этого порока в новое качество, позволяющее говорить о «бюрократической реакции», парализующей развитие страны и грозящей ей новым застоем (о чем Путин также упомянул), связано очевидным образом с тем «укреплением роли государства» и отстраиванием знаменитой «властной вертикали» во всех сферах управления, которые характеризовали эволюцию путинской власти на протяжении последних лет.
«Вертикаль», соединенная с коррупцией и с привычкой относиться к административной деятельности как к бизнесу, и есть почва той тотальной бюрократической реакции, которую почувствовало общество и вслед за ним президент России.
Примерно то же можно сказать и о рэкете налоговых и правоохранительных органов. В результате проведенных в первые годы путинского правления реформ налоговый климат в стране значительно улучшился, что отмечали и бизнесмены, и западные инвесторы. Однако инициированный «делом ЮКОСа» пересмотр практики налогового администрирования задним числом (когда налоговые органы стали трактовать как незаконные схемы, трактовавшиеся ими ранее как законные), привел буквально к кризису в налоговой сфере. Именно «дело ЮКОСа» открыло ящик налоговой Пандоры, а суммы вновь выставляемых претензий стали предметом полного волюнтаризма налоговиков и пользующихся их услугами бюрократических и политических групп. Так, например, совокупные претензии, выставленные ЮКОСу, превысили астрономическую сумму в $27 млрд, а к являвшейся, по мнению аналитиков, «чемпионом» налоговых минимизаций в первый путинский срок «Сибнефти» — лишь $1 млрд, который потом «усох» до нестрашных $300 млн.
Введение жесткой политической цензуры на телевидении и превращение информационного вещания в пропагандистское стало следствием огосударствления всех центральных телеканалов, которые контролируются теперь непосредственно государством либо его уполномоченными структурами. Кроме того, администрация президента прямо и жестко координирует информационно-политическое вещание. Для того чтобы оно стало хоть несколько более объективным и отражало разные точки зрения, существующие в обществе, достаточно было бы отменить еженедельные совещания телеруководства в Кремле, отменить действующие жесткие запреты на появление в эфире большого числа политиков и общественных фигур, критически настроенных в отношении действующей власти, а затем акционировать телеканалы и уйти от практики тотального госконтроля за их деятельностью.
Если же речь идет о том, что этих структурных изменений не произойдет, то и создание медиакомитета в сомнительной, с точки зрения ее целей и порядка формирования, общественной палате следует, видимо, рассматривать как попытку возведения еще одной ширмы, прикрывающей существование антиконоституционной практики политической цензуры.
В целом «либеральная» экономическая доктрина президента Путина, обрисованная в послании, выглядит так: государство сохраняет под своим контролем стратегические отрасли и монопольное положение в сфере инфраструктуры, но при этом готово идти на «либерализацию предпринимательского пространства». Однако конкретные предложения по либерализации вызывают вопросы и сомнения. Что касается сокращения срока исковой давности до трех лет, то в условиях бюрократической реакции, правового рэкета и слабости судов это, скорее, может привести к ослаблению защиты частной собственности. А параллельное предложение об увеличении срока давности по налоговым преступлением и вовсе следует рассматривать как меру по дальнейшему ухудшению делового климата и усугублению тех проблем, о которых говорил сегодня президент.
К неожиданным последствиям может привести в условиях бюрократической реакции и идея амнистии капиталов.
<1>Российские капиталы хранятся в оффшорах и приходят в страну в виде иностранных инвестиций именно потому, что, как наглядно продемонстрировала администрация Путина на примере ЮКОСа, никакие активы, находящиеся в российской юрисдикции, нельзя считать защищенными. Во вполне адекватно обрисованной президентом сегодня ситуации тотального правового произвола маловероятным представляется, что бизнес добровольно пойдет на условия путинской амнистии, т. е. на добровольный отказ от международных гарантий своих прав собственности. А вот кампания по борьбе с оффшорными капиталами, которую власти могут начать на волне «либеральных» предложений президента, вполне может привести к дальнейшему ухудшению инвестиционного климата и к дальнейшей концентрации собственности и капиталов в руках той самой политической бюрократии, которая грозит стране реакцией и застоем.
Вообще же оглашенное сегодня послание президента оказалось в окружении двух знаковых событий, имеющих непосредственное к нему отношение.
Две недели назад по представлению Путина был переназначен на своей должности генеральный прокурор Устинов, которого многие считают в своем роде лицом той самой «бюрократической реакции», о которой говорилось в послании. А через два дня начнется оглашение приговора по делу Ходорковского — Лебедева, которое вполне можно считать флагом этой реакции, важнейшим элементом ее стратегического плана по захвату власти в стране, о вероятности которого предупредил сегодня сам себя президент Российской Федерации. И, каким образом президент России намерен выбираться из этого окружения, в которое он сам себя завел, из его послания осталось во всяком случае неясным.
