Цивилизация
Прошлым летом она радовалось тому, что вместо совершенно непонятных и неведомых льгот дадут живые деньги, да еще так много. Зимой-весной 2005 на примере ее ветхого, но еще не рушащегося дома рассказывается о том, что далеко не все владельцы жилья нагло требуют от государства сначала отремонтировать его, а потом уже предъявлять стопроцентную квартплату. Скорее всего, к выходу готовятся и другие выпуски полюбившегося сериала «Сельская бабушка радуется монетизации льгот».
Профессия пропагандиста по своему формату предполагает определенный цинизм. Однако использование в качестве примера не просто поколения со страшной судьбой, но и той его части, которой досталось больше всего и которая усилиями всех властей низведена до полуголодного существования, гарантирует упоминание в еще не написанной истории пропаганды.
Вместе с тем, PR-сага о монетизации всего лишь фрагмент общегосударственной пропагандистской кампании, суть которой сводится к восхвалению человека простого, нетребовательного и патриотичного.
Человека, умеющего радоваться удовлетворению самых простых потребностей и уверенно смотрящего в завтрашний день. В чем-то это схоже с советской пропагандой, также любившей похвалить простого, скромного, но потенциально героического человека, бывшего, по большому счету, совершенно мифическим и в природе почти не встречавшимся. Разница вся в том, что 20–25 лет назад пропаганда строилась на основе сравнительно стройного, хотя и ветхого, комплекса идей. Сегодняшняя же не только не имеет за душой никакой внятной идеологии, но и имеет отправной точкой совершенно субъективные обстоятельства.
Немного истории. Самой ненавистной книгой для активистов движения за отмену расовой сегрегации в США в 50-60 годы прошлого века был роман Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома». Терпение и смирение страдальца Тома воспринимались и мирными противниками сегрегации, и уж тем более боевиками «черных пантер» в качестве образца неправильного, рабского поведения. Для них была омерзительна сама мысль о том, что их деды и прадеды вели себя как описанный в романе дядя Том или его друзья по несчастью.
Подавляющее большинство тех, кого сегодня принято относить к элите российского общества, родились в бедных или небогатых советских семьях. Своим карьерным и материальным взлетом они обязаны горбачевской перестройке и ельцинским реформам. Если бы не Михаил Сергеевич и Борис Николаевич, сегодня наверху были бы совсем другие люди. Модная сегодня в верхах неприязнь к Горбачеву и Ельцину во многом схожа с раздражением, которое вызывал у сторонников Мартина Лютера Кинга роман «Хижина Дяди Тома» — люди не любят вспоминать о неприятном. И особенно о тех, кому они обязаны всем.
Для российской элиты неприятно и омерзительно воспоминание о своем прошлом, о том, как ей жилось еще 20–25 лет назад.
Если бы это было возможно, то по телевидению никогда не показывали бы ни хрущевских пятиэтажек, ни заброшенных вымирающих деревень, ни каких-либо еще не радующих глаз пейзажей. Возмущение Бориса Грызлова, считающего, что современное телевидение показывает жизнь хуже, чем она есть, вовсе не PR-ход. Ему действительно так хочется думать, поскольку лично к нему разваливающиеся пятиэтажки никакого отношения уже не имеют.
Однако отгрохать потемкинскую деревню в масштабах страны невозможно. Поэтому лучший способ убедить небогатых в том, что все не так уж и плохо, — это предъявлять им в качестве доказательства тех, кому хуже. Например, не падающую духом сельскую бабушку.
Чем проще и непритязательней запросы основной массы населения, тем меньше сил надо тратить элите на поддержание контроля над ситуацией.
Чем больше времени занимает поиск хлеба насущного, тем меньше у человека времени, чтобы задуматься о том, почему все так устроено. Дядя Том радовался своей простой жизни в родном поместье и вовсе не задавался вопросом, отчего это доброго хозяина может сменить злой.
В то же время постоянное напоминание о трудностях жизни простых людей служит прекрасным мобилизационным импульсом для самой элиты, заставляет ее более бдительно относиться к охране «своей территории», доказывая тем самым свою избранность по сравнению с обычными гражданами. Которым должно быть хорошо и славно в хижине бабы Мани.
У дяди Тома были дети. А у них — свои дети. Через несколько поколений появились «Черные пантеры».
