Человеческая природа совсем не так пластична, как многим хочется думать. Этика может объявляться сколько угодно новой, взгляды могут быть самыми прогрессивно гуманистическими, а вот с чувствами все проще. В критические моменты философия отступает, человеческая натура обнажается, и вскрываются удивительные противоречия. За последние месяцы мы таких противоречий увидели много. И особенно этой осенью. Наверное, самой неоднозначной оказалась женская реакция на мобилизацию – старая общественная дискуссия о разном гендерном преломилась в неожиданном свете.
Очень долго у нас говорили, что нет ни мужского, ни женского, что все сложно и нет ни подлости, ни трусости, а хрупкость человеческой душевной конструкции универсальна – человек слаб. Но стоило миру пошатнуться – и оказалось, что есть и мужчины, и женщины, и что с мужчин особый спрос, и не прощают им по-прежнему очень многое.
Сергей Миронов написал на своей странице в соцсети «ВКонтакте», что в последнее время к нему стали обращаться женщины с просьбой мобилизовать должников по алиментам. Просьб этих было так много, что он решил вынести вопрос на открытое голосование. Проголосовали 13 тысяч читателей блога. За решение отправлять на фронт алиментщиков высказались 46%. Пояснения люди оставили в комментариях – их набралось под постом больше девяти тысяч. В комментариях этих разверзлась бездна.
Нет, я не про старые дрязги условного клуба бывших жен со всевозможными «мужскими движениями». Тут все как обычно – самые радикальные представители обеих сторон вполне последовательны в своей ограниченности. Адепты учения псевдоэтолога Новоселова, мнящие себя «высокоранговыми самцами», как десять лет назад писали, что алименты надо запретить, а женщин пора, как в Израиле, призывать в армию, так и сейчас пишут. Убежденные мужененавистницы как десять лет назад ратовали за стерилизацию и утилизацию, так и сегодня не стесняются самых вызывающих инициатив. Но не о них речь.
Куда симптоматичнее другие высказывания. Высказывания людей, имеющих политическую позицию. Позиции, как водится, разные, а вот двойственность некоторых комментариев удивительно единодушна по форме. Комментарии эти одинаково легко укладываются во всего лишь две формулы: «Да, но...» и «Нет, но...». Первое – убеждения, отвлеченная идея, второе – смутные ощущения, душевный, так сказать, порыв. И тут как в математике: плюс на минус дает минус. А если минус – это позиция, то, выходит, что она уже не важна. Остается только выразительное «Но!» – бередящее, не дающее покоя чувство.
Вот женщина патетически пишет о необходимости защищать Родину и тут же о том, как нужны стране умные, ответственные, работящие мужчины здесь, в тылу, и в конце концов срывается в истерику, почему же она должна отдать своих мужа, брата, сына, пока те, кто... Или другая уточняет, что не поддерживала с самого начала, против и теперь, но безответственность и трусость мужчин осуждает и поэтому не возражает, если...
Что мы увидели? А мы увидели, что рассуждения многих женщин сегодня – это чистая рационализация, в основе же плохо контролируемые чувства (вот ведь неожиданность-то какая!). А если копнуть еще глубже, то на поверхность прорывается сейчас коллективное подсознательное, какие-то архетипические представления-ощущения, даже что-то инстинктивное.
Есть два архетипических образа. Родина-мать и условно «женщина с платком». Первое – это самодостаточный идеал, что-то, по своей сути, религиозное, приводящее в священный трепет. Этот образ не предполагает воплощения в конкретном человеческом, слишком недосягаемая высота. Мысль о таком воплощении, вообще говоря, даже кощунственна. Родина-мать говорит сама за себя, ей можно только внимать, от призывов ее можно испытывать трепет и страх, поскольку образ этот все-таки довольно грозный.
Второй образ – как раз земной, как раз слишком человеческий. Женщина, рыдающая потому что призвали мужа, сына, – это очень понятно. Это не про идею, а про голое чувство. Плачущая Ярославна, скорбящая мать – это не абстракции, это Мария, Ольга, Дарья, Ирина, Вера, Надежда, Любовь... тьмы, и тьмы, и тьмы. Рыдать, заламывать руки, вопрошать, «На кого ж ты, родненький, нас покидаешь?» – не стыдно, независимо от позиции, позиция вообще не важна, в такой миг она и не может не отступить.
Откуда же такая раздвоенность у наших женщин? Почему так многие вдруг решили выступить от имени Родины-матери? Кто их уполномочил? И почему даже плач Ярославны прерывается вдруг призывами, обличениями и проклятиями?
Не потому ли, что огромную роль стал играть контекст, а он тоже такой архетипический? Что, если этот контекст разрушен? Я очень много в последнее время слышала и читала признаний женщин, что они готовы костьми лечь, но выбить бронь, что они до последнего будут отбивать своих мужчин в военкоматах, что они своих куда-нибудь сами увезут. И тем сильнее женщины демонстрировали свою эмоциональную активность, чем с большим сопротивлением они сталкивались. И речь не о сопротивлении системы, а о сопротивлении своих, тех самых мужчин, за которых самоотверженно сражаются женщины. Одна женщина пишет: «Я мужу прямо сказала, не пущу, никаких «Призовут – пойду, бегать не буду» и слышать не хочу, мне не нужен герой, мне нужен муж и отец детям». То есть непримиримость тут – ответ на мужское «бегать не буду», оно как бы часть обязательной программы. А если эта часть исключается, то и реакция меняется.
Очень многих в обществе и больше всего женщин вывел из равновесия эпизод на границе. Семья приняла решение покинуть страну. Муж, жена, ребенок. На границе хаос, люди стоят в огромной пробке несколько суток, продуктов, бензина, теплых вещей – всего ужасающе не хватает. Гуманитарная катастрофа. Любая катастрофа срывает маски. Кто-то становится волонтером и везет людям воду, еду, бензин, а кто-то разворачивает бизнес и продает за огромные деньги места в очереди. И что эта семья? Муж покупает это самое место, одно-единственное, пересекает границу, а жена с грудным младенцем остается в многотысячной толпе несчастных – женщинам и детям ведь проще, добрые люди пропасть не дадут. Будто бы все это случилось с согласия и благословения женщины, будто бы она сама и выступила с самоотверженной инициативой. Но вот вопрос: как же все-таки чувствует себя теперь эта женщина, которая так и не услышала: «Нет, только вместе, вас я не брошу»?
Эта история — про человеческое. Потому что поднимает вопрос: где заканчивается пацифистский пафос и начинаются банальная трусость, бесхарактерность, наплевательство, глупость? Последнего мужчинам большинство женщин все-таки не прощают, кто бы что ни говорил. Потому что образ мужчины-защитника крепко вшит в женское подсознание. И там, в этом подсознании, этот образ вообще никак не связан с политическим режимом и любой официальной риторикой, образ рождает только одно ожидание, чтобы самый родной не оставил в беде свою женщину, своих детей, своих родителей.
Мужчин, конечно, безмерно жалко. Всех. Они сейчас словно экзамен сдают. Только в зачетку идет не отметка, а ответ на экзистенциальный вопрос: «Кто я?». Слова не важны. Поступкам присвоили пугающе высокую цену. Но эту задачу предстоит разрешить им самим. Так оставим им это. А нам, женщинам, и правда проще. Мы можем позволить себе слезы, даже истерику. И последнее дело – торговаться: а все ли достойны сейчас наших слез.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.