Цивилизация
Опубликованный на днях указ президента «О национальных целях развития России до 2030 года» довольно серьезно меняет ранее делавшиеся акценты. Однако большинство «макрозадач» остаются неизменными, и среди них — «цифровая трансформация» экономики, о которой в России говорят уже не первый год.
На мой взгляд, данная цель, формально выглядящая весьма заманчивой, в целом ряде аспектов не может не вызывать сомнений.
Конечно, нет ничего плохого в том, что государство ставит задачи повысить доступность широкополосного интернета или настаивает на том, чтобы граждане могли получать больше услуг в электронной форме. Столь же важно активное использование современных информационных и цифровых технологий в промышленности, в страховых и банковских услугах (неслучайно одним из лидеров в данной сфере в стране являются Сбербанк и другие крупные финансовые учреждения).
Однако вызывают серьезные сомнения попытки насадить «цифровые» методы там, где, с одной стороны, они вряд ли слишком необходимы, и, с другой стороны, безосновательно дороги.
Российские власти неоднократно заявляли, что не пожалеют денег на развитие цифровых технологий. Разработанная под президентский указ 2018 года Национальная программа развития цифровой экономики оценивалась в 1,84 трлн рублей на «дистанции» до 2024 года — и теперь, вероятно, лишь подорожает. При этом правительством предусматривалось, что около 30% расходов на ее реализацию будет «привлечено» из внебюджетных источников: иначе говоря, за рекомендованные властью новации более полутриллиона рублей заплатит бизнес, а в конечном счете — потребители.
К сожалению, в отличие от бизнеса, который использует «цифру» прежде всего для облегчения взаимодействия с клиентами и повышения прибыли, государство в основном стремится добиться повышения собираемости налогов или получить дополнительные выгоды от введения определенных монополий.
Три «волны» государственной «цифровизации» включали в себя спецоперацию по внедрению системы ЕГАИС, которая началась в 2005 году и дважды (в 2006 и 2008 годах) практически полностью парализовала алкогольную торговлю в стране; имплементацию «высокотехнологичной» методики сбора мзды с ездящих по дорогам страны большегрузных автомобилей; и, уже намного позже, — попытку насаждения маркировки товаров, существенная часть которых якобы представляет собой контрафакт (от сигарет и лекарственных средств до минеральной воды и… молочной продукции).
Эффект этих мер весьма условен: после нескольких месяцев простоя торговли алкоголем и признания неэффективности первоначально предлагавшейся системы со второй попытки ее сумели внедрить. Однако, по данным за 2019 год, доля контрафакта в продажах составляет 30-40% против 24% в 2007-м. При этом повышение сбора налогов обусловлено не расширением налогооблагаемого объема напитков, а неоднократным повышением акцизов.
Система «Платон» увеличивает себестоимость перевозок почти на 4-6%, которые благополучно компенсируют потребители.
Наконец, сегодня раскручивается третья волна «цифровизации»: на этот раз производители рыбы и молока, обуви и минеральной воды должны подключаться к специальной информационной системе «Честный знак», которая присвоит товару код, содержащий максимально возможную информацию о продукции и ее продвижении от производителя к конечному потребителю. Код должен быть физически наклеен на товар и отражаться в каждом кассовом чеке (!).
Стоимость предлагаемого на рынке оборудования для генерирования и изготовления кодов составляет сотни тысяч рублей, а изготовление одного кода типа Data Matrix может доходить до 50 копеек.
Подобной системы, замечу, пока не существует практически нигде. Да, конечно, в большинстве стран имеются системы контроля происхождения товара, но это, как правило, обычные штрих-коды и информация об ингредиентах и калорийности продукции, а также имеющихся в ней аллергенах.
Прослеживать путь бутылки молока от фермера к покупателю с помощью единой электронной системы никому в голову не приходит.
Да, можно согласиться с тем, что качество лекарств или той же молочной продукции в России оставляет желать лучшего, но будем откровенны: основная проблема нашей фармакологии заключается не в импорте некачественных западных препаратов, а в том, что российские власти сертифицировали «Арбидол», «Актовегин», «Анаферон» и им подобные средства, которые вообще не признаны лекарствами нигде в мире (а во многих странах названы вредными), ради выгоды связанных с чиновниками фармацевтических компаний.
Российские сыры и молочка страдают вовсе не от недостаточной цифровизации, а от «контрсанкций», введенных российским государством ответ на меры западных стран.
Это вызвало дефицит животных жиров, массово заменяемых сегодня пальмовым маслом (импорт которого в Россию по сравнению с 2014 годом вырос на 350 тыс. т) и другими низкосортными субститутами.
Да, в мире есть много примеров добровольных сертификаций (как, например, USDA Organic в США или EU Organic Logo в Европейском Союзе, применяющихся для обозначения продукции, изготовленной без применения пестицидов, антибиотиков, химических удобрений и генетически модифицированных растений или организмов). Но такая сертификация проводится некоммерческими ассоциациями производителей. Более того: власти заботятся прежде всего о том, чтобы улучшение качества продукции не было накладным для производителей: в США, например, до 75% потраченных средств возмещается по линии Министерства сельского хозяйства. В России все организовано иначе. Совсем иначе.
Реальными бенефициарами «цифровизации» экономики выступают не граждане и не бизнес, а конкретные коммерческие структуры или чиновники.
В истории с ЕГАИС, как многие отмечали, имелся явный интересант — близкая к ФСБ малоизвестная компания «Научно-технический центр «Атлас», занимавшаяся изготовлением программного продукта. После того как она не справилась с задачей, ее заменил Главный научно-исследовательский вычислительный центр Федеральной налоговой службы.
В эпической истории с «Платоном» выгодоприобретателем была компания «РТ-Инвест Транспортные системы». Замечу: за три с половиной года с момента введения «Платона» с водителей грузовиков было собрано 77 млрд рублей, из которых «РТ-Инвесту» досталось… 47,5 млрд, или 62%.
В случае с обязательной маркировкой «уши» видны с еще большей дистанции: оператором системы является «Центр развития перспективных технологий». «Перспективность» предлагаемой технологии гарантируется тем, что ЦРПТ получил статус оператора системы без конкурса и во многом является автором законов и правил, на основе которых внедряется новая система.
При этом стремление заработать столь сильно, что и тарифы индексируются без поправок на кризис, и сами новые меры, типа маркировки молочной продукции, внедряются прямо в разгар пандемии.
В последнее время «независимые эксперты» изощряются в доказательствах того, какие несметные радости принесет россиянам маркировка продукции по новой технологии. Некоторые рискуют утверждать, что нелегальный оборот непродовольственных товаров в прошлом году составил в России 5,2 трлн рублей — при том, что, согласно Росстату, весь объем рынка таких товаров не превысил 17,5 трлн. Иначе говоря, предполагается, что без применения системы кассовых аппаратов реализуется около 30% всего ширпотреба и товаров длительного пользования, что представляется попросту невероятным.
Конечно, в результате маркировки могут быть выявлены отдельные нарушения, но только что-то мне подсказывает, что и сегодня продавцы хорошо знают, какие детские игрушки ввезены без должной сертификации из братского Китая и сколько пальмового масла подмешано в якобы натуральный продукт.
Замечу, что с 2015 по 2019 год, по данным Роспотребнадзора, доля такой продукции сократилась с 60-80% до 20-25%, и решать эту проблему надо не «цифровизацией», а восстановлением разрушенных по политическим мотивам производственных цепочек.
Экономика — это саморегулирующаяся система, работающая по принципу разумной достаточности. Многочисленные концепции сертификации возникают по банальной причине: они выгодны бизнесу. Стандартизация позволяет экономить на издержках и взаимозаменяемости комплектующих; добровольная сертификация подчеркивает качество и особые характеристики продукции; отдельные значки указывают на продукты для диабетиков или вегетарианцев.
Для всего остального есть банальная практика судов и претензий.
Ежедневно, а то и по несколько раз в день становится известно об отзыве то партии безалкогольных напитков, то оливкового масла, то санитайзера для рук, то плохо промытого салата.
Дела против продавцов некачественных медпрепаратов десятками слушаются в американских и европейских судах, которые присуждают пострадавшим миллионные компенсации. И если предприниматели идут на подлог или допускают ошибки, это обходится им крайне дорого. Данная практика существовала десятилетия до всякой «цифровизации» и требует всего лишь уважения к закону. Не более того.
Мы слышим, чтобы нечто подобное происходило в России? Или мы снова хотим достичь «коммунизма» в отдельно взятой стране, минуя «период развитого капитализма»? Лично у меня нет сомнения, что для бенефициаров «цифровизации» некоторых отраслей экономики коммунизм либо наступил, либо вот-вот наступит — но что в очередной раз делать остальным россиянам?
Росстат недавно сообщил, что реальные доходы населения упали во втором квартале на 8% (учитывая, что инфляция к тому же периоду прошлого года составила 3,2%, это означает, что номинальные доходы якобы снизились не так сильно — на 4,7-5,1%) — но в то же время Федеральное казначейство зафиксировало сокращение поступлений НДФЛ на… 16,4%. Россия не США: подоходный налог взимается со всех и в момент получения средств, так что не исключено, что ситуация с доходами намного хуже, чем кажется. Может, стоит задуматься о повышении благосостояния граждан, а не о таких «цифровых играх»? Если последние не дают кому-то покоя, можно закупить игровые приставки. У близких к государству «предпринимателей» на это денег точно хватит…
