Цивилизация
Тридцать лет назад, в такой же октябрьский день 1986 года в Рейкьявике встретились два человека, от которых в тот момент зависела жизнь остальных пяти миллиардов жителей нашей планеты. Михаил Горбачев, генеральный секретарь ЦК КПСС, и Рональд Рейган, президент Соединенных Штатов, начали по сути переговоры о судьбе человечества, о том, стоит ли приносить его будущее в жертву идеологическим и политическим разногласиям.
Итогом этой встречи стала политическая доктрина, названная «новым мышлением».
За беспрецедентно короткий срок было уничтожено больше ядерного оружия, чем его успели произвести за первые тридцать лет ядерной эры, и больше обычных вооружений, чем применялось во Второй мировой войне. К середине 1990-х годов войска ранее противоборствовавших сторон были отведены из Западной Европы, а глобальные военные расходы к 1998 году составили лишь 62% от уровня 1984 года, сократившись на 500 млрд долларов в годовом исчислении.
И что бы ни говорили сегодня реваншисты всех мастей о том, кто выиграл и кто проиграл в «холодной войне», выигравшими оказались мы все. В первую очередь потому, что дожили до наших дней, на что у нас было не так уж много шансов, окажись тридцать лет назад лидеры СССР и США менее договороспособными.
За прошедшие годы новые поколения государственных деятелей заняли места в знаменитых офисах в столицах великих держав, но чем дальше, тем больше ощущается глубокая иррациональность происходящего сегодня в мире, который уже давно не разделен враждебными идеологиями, но в котором нашлось место новой «холодной войне».
Не было и нет политиков, которые за это время не сделали бы ошибок, имевших порой катастрофические для дела мира последствия, — но меня как россиянина поражает то, что в России всё чаще говорят о неизбежности и даже полезности войны. Что лидеры российского парламента обыденно рассуждают о ней как о чем-то возможном, а облаченные в рясы люди — как о желательном.
Хотя с официальных трибун мы нередко слышим похвалы Советскому Союзу, наблюдаемое в публичной сфере разительно контрастирует с риторикой советского времени, когда практически единственным «дискурсом» были заявления о борьбе за мир.
Пусть СССР и казался кое-кому «империей зла», сами советские руководители никогда не пытались предстать перед собственным народом апологетами агрессии.
Мир эпохи глобального блокового противостояния радикально отличался от того, что пришел ему на смену. Его части были гораздо более обособленными друг от друга, и это обособление рождало естественное недоверие, которое выступало питательной средой для алармистской риторики. Представление каждой из сторон в качестве грозного врага, готового использовать любую возможность для уничтожения противника, было широко распространено по обе стороны «железного занавеса».
Однако за прошедшие десятилетия полеты в Париж и Москву, Нью-Йорк и Санкт-Петербург, Лондон и Сочи стали обычным делом для жителей обеих частей глобального мира. И россияне, выезжающие за границу, легко могут убедиться в том, что рассуждения о желательности войны на востоке Европы, если их заведет обычный немец или испанец, голландец или австриец, будут восприняты его согражданами как симптом опасного психического недуга. И что никто не смотрит на русских как на врагов, а на нашу страну — как на потенциальный театр военных действий.
В успешных странах война — а тем более серьезное столкновение с ядерной державой — воспринимается исключительно как катастрофа, а не как удачная возможность решить накопившиеся проблемы.
В мире, где более всего ценится интеллект, никто не претендует на одну седьмую часть суши, большая часть которой климатически непригодна для жизни. В мире, где деньги, которые могут купить что угодно, миллиардами продуцируются на кончике пера, никто не поднимет меча для овладения ресурсами, которые продадутся любому, кто предложит чуть более высокую цену. В мире, испробовавшем все возможные виды оружия, давно стало понятно (в том числе и вследствие авантюр конца прошлого и начала этого века), что любая современная война убыточна, ибо никогда не приносит того, что можно получить мирными средствами.
И только в России нагнетается истерия относительно того, что в далеких столицах агенты мирового правительства вынашивают планы нападения на державу, которая защищает свои 1,68 процента мирового валового продукта (МВФ, World Economic Outlook Database, октябрь 2016 г.) 47 процентами глобального ядерного арсенала.
Советские люди хорошо помнят книги «Политиздата», рассказывавшие о страшной власти военно-промышленного комплекса, об исходящей от которого угрозе впервые предупредил политиков покидавший свой пост президент-солдат Д. Эйзенхауэр. И мы понимаем, что те, кто «пилит» сегодня самый большой в постсоветской истории военный (назвать его «оборонным» не поворачивается язык) бюджет в 3,34 трлн рублей, который в 16 раз превышает бюджет 2000 года, никогда не признáют, что Россия находится в наши дни в гораздо меньшей опасности, чем когда бы то ни было находился Советский Союз.
Вполне можно предположить, что эти функционеры будут наращивать отечественную военную мощь до последнего нефтедоллара — но сложно понять, почему граждане забыли об экономической катастрофе и национальном унижении, какими заканчивается история бензоколонки, возомнившей себя сверхдержавой.
Почему мы радуемся, когда наши деньги тратятся не на школы и больницы, детей и стариков, а на производство танков и ракет, несущих смерть жителям братской страны?
И почему в эпоху, когда успешная богема массово рассуждает о вегетарианстве, мало кто осмеливается открыто заявить, что грешно убивать не только животных, но и людей?
Современная Россия инфицирована жестокостью, пока выглядящей наигранной, но в какой-то момент способной реализоваться с катастрофическими последствиями.
Если в наших городах устанавливают бюсты Сталина, а оппонентов называют «врагами народа», какими могут быть гарантии, что в страну не возвратится тоталитарный режим? Если воздвигают памятники Ивану Грозному, «покорителю» Новгорода, можно ли надеяться, что нынешние вожди не видят себя раздающими ордена за взятие Киева? И всерьез вбрасывая в обсуждение идею, что русских людей объединяет «исключительно мощный генетический код», который «почти наверняка является одним из наших главных конкурентных преимуществ в сегодняшнем мире», а миссией государства объявляется защита не только собственных граждан, но и всех принадлежащих к «русскому миру» носителей этого кода, далеко ли нам до утверждения фашизма в стране, десятилетиями проповедовавшей интернационализм и солидарность трудящихся?
Эта жестокость никогда не была характерной чертой российского народа, но сегодня власти очень хочется, чтобы она воспринималась как «традиционная ценность».
Причина, по которой происходят необратимые изменения в российской политике и в сознании россиян, очевидна: элита и большая часть ее подданных не могут смириться с вопиющим диссонансом между своими тенденциозными представлениями о месте собственной страны в мире и ее реальным потенциалом в середине второго десятилетия нового века. Мы готовы класть наших детей спать на кровати, сделанные в виде ракетной установки, потому что не в состоянии собрать собственный компьютер или мобильный телефон, выпустить качественный автомобиль или холодильник не по иностранной лицензии, произвести необходимые людям лекарства.
Милитаризованное сознание — это сублимация нации, так и не постигшей радости творческих достижений и экономического процветания.
К сожалению, истории известны случаи, когда такие народы приносили немыслимые страдания и горе своим соседям и всему человечеству.
Следует ли из этого, что Россия сошла с ума и даже получает определенное удовольствие от своего помешательства? Мне кажется, такое утверждение недалеко от истины. Но есть ли в стране люди, которые не поддались этому массовому недугу? И как снова нужен тот, кто тридцать лет назад сумел вылечить куда более идеологизированную страну от векового недуга и запустить процессы пересмотра казавшихся незыблемыми догматов!
Михаил Сергеевич, я восхищен Вашим недавним разговором с экс-президентом США Джорджем Бушем и бывшим американским госсекретарем Джеймсом Бейкером, равно как и констатацией того, что «мир подошел к опасной черте». Тридцать лет назад Вы нашли методы, позволившие приближавшейся к двенадцати часовой стрелке начать двигаться вспять, — и сегодня они нужны миру не в меньшей степени. Но сейчас Ваши слова должны быть даже более откровенными и глубокими, чем тогда. Вы, который вывел войска из Афганистана, не должны молчать в те дни, когда российская авиация бьет по кварталам Алеппо так, как советская никогда не «работала» по афганским городам. Вы, сын русского и украинки, не можете не дать честной оценки инициаторам братоубийственной войны на Донбассе и результатам бойни, которая идет уже два с половиной года. Вам есть с кем поговорить о том, как надо спасать оказавшийся в опасности мир — ведь это Махатма Ганди умер, а Гельмут Коль и Джордж Буш еще живы…
Именно сейчас Вам и Вашим соратникам пора вспомнить Женеву и Нью-Йорк, Мальту и Париж — и поставить самые острые вопросы, сколь бы неудобными ни были на них ответы.
Можно долго спорить о том, насколько и в каких формах нужна России демократия; применимы ли к нам каноны англосаксонской рыночной экономики или нашему менталитету больше подходят авторитарные модернизации — однако, на мой взгляд, нет сомнения в том, что элементарные принципы гуманизма не должны отвергаться в стране, которая вышла из ХХ века с большими человеческими потерями, чем любая другая нация на планете.
Вы, Михаил Сергеевич, сделали для утверждения этих принципов больше, чем любой из людей, живших в России в ХХ веке, — и от того, что один век кончился и начался другой, подход к этим фундаментальным ценностям не должен меняться.
Пацифизм и осуждение насилия по праву должны были стать главными ценностями российского общества, будь оно в силах рефлексировать собственную историю.
Должны были стать, но не стали — и поэтому еще раз хочется обратиться к Вам, к наиболее достойному Нобелевской премии мира человеку в истории: поднимите со всей возможной силой свой голос в защиту мира, который Вы стремились утвердить на всей планете, но которому сегодня угрожает политика Вашего государства! Сделайте это так, чтобы ни у кого не осталось сомнения в том, что и сегодня, как тридцать лет назад, мы живем в самую просвещенную эпоху в истории — в эпоху Горбачева! Это было бы достойно и Вас, и Вашей страны, и всего мира, для которых Вы открывали перестройку.
Не бойтесь, что это сочтут повторением. «Река» пацифизма столь благородна, что в нее можно вступить и не единожды. Ведь главное — всегда оставаться самим собой, и мир последует за Вами, как и тридцать лет назад…
