Цивилизация
Сергея Владимировича Михалкова хоронили по высшем разряду: отпевание в храме Христа Спасителя, военные почести, специальные выпуски новостей, переверстанные эфирные сетки. Но чем больше мелькало на экране одических материалов о поэте и гражданине, тем более двойственным выглядел его телевизионный образ.
Вот лишь один из примеров. Патриарх Кирилл говорил о невероятной доброте и отзывчивости Михалкова, без которой немыслим детский поэт подобного масштаба. А в это же время на других каналах звучали признания самого Сергея Владимировича, отменяющие тезис о его доброте. Он, по его словам, не любил детей не только чужих, но и своих. Внук Степан вспоминает: когда его отец Никита поздравил Михалкова-старшего с рождением первой правнучки, тот ответил: «Ну, да, а вообще какие новости?» А еще С. В., по его же признанию, терпеть не мог стариков.
Возьмем другой пример. Министр культуры Александр Авдеев вдохновенно вещал о «писателе-патриоте, посвятившем свое творчество людям», однако сам писатель-патриот более точно обозначил жизненные приоритеты: «Я всегда служил государству». Кстати, формула его служения была удачно зафиксирована в книге отзывов музея Сталина в Гори: «Я в него верил, он мне доверял». Доживи Михалков до кончины всех последующих правителей, включая Путина и Медведева, формула наверняка осталась бы неизменной.
Однако более всего в трактовках путался Никита Сергеевич лично. Согласимся: в фильме «Отец», который в поминальные дни показали не раз и не два, перед ним стояли непростые задачи. Как вписать отца в контекст истории и литературы, не задевая ни контекст, ни отца? Как дать объемный образ близкого человека и государственного мужа, обходя острые углы? Получилось не очень складно. Особенно с ядром образа. Ядром сын назначил легкость, защищенную талантом: мол, именно поэтому С. В. так хорошо давалась дружба хоть с детишками, хоть с партийными боссами. И уж совсем неубедительно прозвучало следующее важное утверждение автора фильма: отец, общаясь с правителями, не больно отличал их друг от друга. Каков лукавец! Ведь залог благополучнейшей судьбы Сергея Владимировича как раз в статусе тонкого царедворца. Да и людей куда более даровитых, нежели наш гимнописец, талант не столько защищал, сколько умерщвлял в кровавой каше первой половины прошлого века.
После похорон Никита Сергеевич решил несколько переформатировать данное ядро образа. Концепция изменилась. Оказывается, детская поэзия вполне совместима с любовью к президиумам: так отец уходил из официальной жизни в детство, где он «освежался и очищался». Похоже, ускользающую суть Сергея Владимировича лучше сына почувствовал основоположник московского концептуализма Дмитрий Александрович Пригов, чей «милицанер» навеян дядей Степой. Именно с помощью сего «милицанера» автор легко доказывал родство политической и поэтической идеологий. Размах прощания с Михалковым наводит на мысль, что литература в нашем отечестве все еще параллельная власть. Неслучайно многие представители властной элиты (от бурной императрицы Екатерины II до пассионарнейшего помощника президента Джахан Поллыевой, от застенчивого гэкачеписта Лукьянова, он же поэт Осенев, до целеустремленного кремлевского идеолога Суркова) предавались и предаются сочинительству. Одна из самых высоких оценок покойного принадлежит опять же государственному литератору Генриху Боровику, который по вписанности в любую эпоху может посоперничать с самим Михалковым: «Самое главное – С. В. разбудил во мне желание быть не только журналистом, но и писателем. В частности, по его рекомендации я стал писать пьесы». Вот оно, подлинное оправдание 96-летней жизни мастера.
«Уходит эпоха», — дружно сокрушаются склонные к публичной скорби випы. И это – самая большая ложь. В том-то и дело, что эпоха никуда не уходит, она цветет и пахнет. Потому и Сталина в наших широтах любят по-девичьи нежно и страстно. Потому и пакт Молотова — Риббентропа записные пропагандисты оправдывают в качестве единственной спасительной меры. Потому и система общественных отношений – клон советской: личная преданность и близость к главному телу ценится превыше всего. Просто раньше правильным гражданам раздавали тиражи и премии, а теперь нефтяные вышки и бюджетные деньги. Потому и Михалкова можно привычно величать великим поэтом (на родине Пушкина!), будто не замечая, что свой не такой уж значительный талант он обменял еще лет шестьдесят назад на щедрые кремлевские дары.
Отнюдь не случайно жизнь Сергея Владимировича закольцевал выразительный сюжет. Он умер в день истинного торжества исторической справедливости на «Курской»-кольцевой. Отныне его в высшей степени графоманские строки из очередного гимна: «Нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил», — будут всегда с нами. А для окончательного увековечивания элементов советского декора вместо утерянной скульптуры генералиссимуса можно и должно установить на «Курской» монументальную фигуру Сергея Михалкова.
