Цивилизация
По недавней традиции только летом на нашем ТВ случается момент истины — две России через оптику экрана смотрят друг на друга. Одна из них, более многочисленная, готова всегда иметь в духовном рационе «Кармелиту» и прочие «Аншлаги». Вторая, совсем малочисленная, предпочитает смотреть канал «Городские пижоны», новое экономическое ток-шоу «Средний класс», фильмы о Василии Аксенове и, наконец, документальный сериал «Подстрочник» режиссера Олега Дормана. Почему такая редкая возможность предоставляется именно с наступлением жары — предмет отдельного разговора. Сейчас же, не вдаваясь в причины столь самобытной традиции, поблагодарим каналы за редкую возможность хотя бы в разгар июльской жары увидеть что-то настоящее. Просмотр предваряли восторженные отклики таких не самых восторженных господ на свете, как Борис Акунин и Леонид Парфенов, и они не обманули наших ожиданий.
16-серийный «Подстрочник», посвященный известной переводчице Лилианне Лунгиной (открыла России любимейшего Карлсона и Бориса Виана; заново познакомила читателей со Стриндбергом, Максом Фришем, Ибсеном), вызвал беспрецедентный ажиотаж и в блогах, и среди знакомых. Хотя, казалось бы, обычный фильм – сидит перед телекамерой 77-летняя женщина, рассказывает историю своей жизни. И такое мы видали не раз. Вон и сейчас на «Культуре» идет сделанная в подобной стилистике «Театральная летопись», где юбилейный Александр Ширвиндт повествует о времени и о себе. Содержательно, мило, иронично – но не то. Все дело, полагаю, в целях и задачах цикла. В «Подстрочнике» приоритет отдан не внешней биографии Лунгиной, а напряженному сюжету ее внутренней жизни. Именно вехи своего становления она старается отслеживать максимально точно, тщательно подбирая слова, уточняя не только формулировки, но и интонацию. Кстати, процесс рождения мысли на глазах зрителей, именно подлинный процесс, а не его имитация, как это часто случается в документальных проектах, — дополнительный бонус фильму.
Лунгина рано поняла свою отъединенность от других, рано ощутила себя личностью. Наверное, поэтому она позволила себе неслыханную роскошь — оставаться в самые людоедские годы свободной в несвободной стране. Так сложилась ее жизнь, что детство прошло в Германии, Палестине, Франции; юность совпала с войной; ранняя молодость – с антисемитскими сталинскими кампаниями; поздняя – с крушением оттепельных надежд; середина жизни – с болотным застоем; финал – с гибелью перестроечных иллюзий. Она дружила с достойнейшими людьми эпохи – от Давида Самойлова и Галича до Виктора Некрасова и Твардовского. Ее муж – известный сценарист Семен Лунгин, ее сын – режиссер Павел Лунгин, чей «Остров» и «Царь» у всех на кончике языка. Но и о домработнице Моте, об их очень непростых взаимоотношениях (эта вставная новелла тянет на отдельный роман) Лилианна рассказывает с ничуть не меньшим волнением, чем о своих звездных друзьях и родственниках. Любой мемуар – род самооправданья. Л. Л. знает это и старается не давать себе спуску даже в мелочах. В любой ее фразе сквозит то, что она сама сформулировала как «неконформизм мысли». Личность Лунгиной дана сквозь призму ее феноменальной витальности. Она умела, как мало кто, ощущать экзистенциальную полноту бытия в каждую отпущенную ей минуту. Именно жгучий интерес к жизни во всех ее проявлениях на фоне страшной истории ХХ века и составляет главный нерв «Подстрочника».
Самостоянье Лилианны Лунгиной поразительно в наше трэшевое время. Оно особенно впечатляет по контрасту с другим бенефициантом недели Федором Бондарчуком. В «Школе злословия» Авдотья Смирнова задала знаменитому режиссеру простенький, казалось бы, вопрос – как вы относитесь к власти? Как же он завертелся ужом! Вот образчик диалога: «Ты конформист? – Да. – В России надо уметь ладить с властью? – Я не понимаю, что такое заискивать перед властью, чтобы тебя не тронули. – Так надо ладить или нет? – Сложный вопрос. И надо, и не надо. Сейчас кинематографисты вынуждены существовать на государственные дотации. – А если завтра для того, чтобы жить так, как ты привык, нужно будет не просто оставаться лояльным, а работать на власть? – (Нерешительно.) Нет, я не готов».
Подобный диалог Лилианне Лунгиной не мог присниться в самом страшном сне. Притом, что именно она – истинный патриот. Любить нашу родину (уточняю: родину, а не власть; у нас как-то привычно путаются данные понятия) с широко открытыми глазами; оставаться всегда здесь, несмотря на изгибы судьбы и возможность отъезда; быть человеком, неотделимым от глубинного русского культурного контекста, — такое даровано только избранным. Тем, кто подобно Лилианне имеет моральное право подвести духовный итог жизни простыми, но очень важными словами: интеллектуальное мужество дается гораздо тяжелее, чем мужество физическое.
