Цивилизация
Из-под русской моды на тяжелое красное вино – от портвейна «777» до сицилийских сухих — выйти непросто. Мне в этом помог знакомый чекист майор Бублик (звание и фамилия изменены для конспирации, по просьбе персонажа. На самом деле, его зовут не Бублик, а совсем наоборот. Адреса, явки и пароли в редакции имеются. Если случайно не затерялись). Я, честно говоря, даже не знаю, чем он конкретно занимается и какая у него легенда, меня с ним познакомила еще в России его жена, которая, как легко догадаться, имеет страшный талант к бизнесу, такой, что майор с этим ничего сделать не может. Или его дочка-журналистка? Не помню.
Короче, мы, когда встретились в Женеве, ихней шпионской Мекке, то, конечно, пошли выпивать. Это было в самый дефолт — по самые помидоры дефолт! Мы оживленно обсуждали даже не любовь к родине и ностальгию, а другую не менее волнующую тему: где принимают к оплате русские карточки. Он с гордостью сообщил мне, что знает адресок. Я напросился пойти с ним. Оказалось, что это публичный дом. И там таки брали наши карты, но только в уплату за шампанское по 300 долларов за бутылку: отчего ж по такому курсу за шипучку не брать, когда основные, профильные, услуги оказывались все же за кэш. Я плюнул и ушел. Проще взять в магазине пузырь и накатить. Чекисты и бизнес – две вещи несовместные, как позже узнала вся наша бедная страна. А тогда мало кто догадывался.
И вот там-то, в Швейцарии, майор подсадил меня на местное легкое красное gamay. Которое тамошние жители пьют каждый день, притом что, как вы понимаете, имеют выбор и материальные возможности. В самом деле, это вино для людей же делают, чтоб его пить, а не для мытья сапог! Кто придумал каждое утро пить коллекционные вина? Мы ж не аристократы все-таки.
На gamay мы спрыгивали с разных высот – я с Чили и с Сицилии, майор с России (с водки, в смысле). Он ностальгически мне рассказывал, что вопросы у них там внутри Лубянки решались через 40-й гастроном, где сейчас «Седьмой». Тоже ведь люди, а что?
Про Лубянку он мне много смешного сообщил. Что в двухэтажном особнячке там рядом сидел Наполеон, когда горела Москва. А потом еще шли два еврея мимо печально известного здания, и один глубоко вздохнул. Второй отвечает: «И ты мне рассказываешь?» Или так. Сидят два чекиста, и вдруг один начал хохотать. «Что такое?» – спрашивает второй. – «А ты знаешь, я щас такой смешной анекдот сочинил, что мы за него будем 10 лет давать». Как-то майор там допрашивал шпиона, который никак не кололся, хотя его гоняли по кругу от «добрых» следователей к злым. И вдруг, после короткой беседы с майором, клиент во всем признался. Что так? Оказывается, Бублик, ввиду недостаточного знания языков, вместо «мы тебя накажем» сказал «мы тебя, гада, четвертуем». Тот воспринял всерьез… А еще же смешно, что под Большой Лубянкой есть подземный ход, между их двумя зданиями. Что якобы Масхадов защитил в академии Генштаба диплом на тему «Война в городских условиях» — куда смотрели те, кому положено? А какая встреча была в пешей досягаемости от Лубянки, 2! В мужском туалете МХАТа! (По ксиве на халяву куда хошь иди. А может, это было спецзадание? Поди знай…) Майор – ну тогда еще лейтенант, наверно – увидел, как в дверь вошел лично Ливанов Борис Николаевич, большой артист и режиссер. Заходит и видит — молодой стоит у писсуара.
— Ты что, ссышь? – спросил мэтр.
— Ссу, Борис Николаич!
— А когда Станиславский заходил, я ссать прекращал!
Почему-то вспомнилось, как Мюллер говорил: «У меня генералы плачут как дети».
Мельком майор намекал на свое участие в подвигах типа работы по Хаттабу и Радуеву.
— Он кока-колу любил. Так вот, эти гребаные алхимики залили в нее яд, а цвет колы изменился. Представляешь?
— Ну, хной можно было подкрасить…
Майор признался, что это им там в голову не пришло.
Потом была блестящая операция по человеку, похожему на прокурора. Квартира по адресу ул. им. одного парня, дом 36, подъезд 6, с видеокамерой была приготовлена под Лебедева, но тот не пришел (то ли разведчутье сработало, то ли моральный облик не позволил; скорей второе: вот, он же приличную оппозиционную прессу поддерживает). А на заднем плане на том видео, помните, некто поет песню «Вихри враждебные веют над нами», как-то неразборчиво. Так на самом деле, очень разборчиво, просто на бурятском языке, и не так много бурят, которые… Когда принималось решение по «человеку-похожему-на», не спустили на тормозах главным образом потому, что все это безобразие случилось в субботу, в единственный вечер, когда человек такого ранга только и может побыть с семьей. И на что ж он променял семью!? Ладно б другой какой вечер…
— А что ж качество этого видео такое неважнецкое? Родина вам отдает все самое лучшее, не экономит на вас, а вы куда бабки деваете?
Майор насупился:
— Ну что ты опять! Я не виноват. Я ж тебе говорил, что у моей жены бизнес-талант.
— Да, да, извини, как же это я забыл…
В подтверждение своей бескорыстности майор привел такое доказательство. Он (с его слов) никогда не нарушал главный завет КГБ: «С девятки и десятку не бери!» Десятка – это десять рублей. А девятка – какой-то там указ (или что у них) о спецрасходах, то бишь об оплате осведомителей, ресторанных счетов, костюмов – таких, чтоб не стыдно было пойти на встречу с источником. (Пока мы просвещали народ в самиздате и сами пытались приобщиться к свету истины, какие-то продажные твари торговали нами! В глубине ЧК еще при Советах зрела рыночная экономика… Зрела, зрела – и таки созрела, как видите.) В общем, у них считалось западло с этих сребреников брать долян. Ну хоть так… Как-то майор должен был одному негодяю передать гонорар в 15000 рублей — неплохие бабки для начала 80-х, а? Проблема была в том, что парень отказывался давать расписку. Так чтоб решить вопрос, потребовалось решение лично Андропова!
— А что было дальше?
— Парень этот, само собой, деньги конвертировал…
— По 62 копейки за доллар?
— Закрытая информация. А дальше он на этих деньгах поднялся – и сейчас к нему на кривой козе не подъедешь!
Чё-то слишком красивая история… Пиар конторы. Скорей всего его, когда он занялся конвертацией, прищучили и привлекли по 88-й, и он, чтоб не поехать на лесоповал, либо всю пятнаху отдал, либо поделился. Тогда еще понятие «крыша» не было так широко распространено… А майор уже писал о крыше хокку:
Солнце встает над землею,
Тысячи крыш, людей миллионы,
А много ль средь них счастливых?
Говорит, что сам сочинил, хотя уж как-то сильно смахивает на раннего Басё.
— Счастливые – это те, у кого правильные крыши? – поинтересовался я.
— Я сказал то, что хотел сказать, — отрезал майор. Потом смягчился и пояснил:
— Я никогда никого не крышевал. Никогда и никого! Знаешь, как я первые деньги заработал?
Он рассказал трогательную историю, в которой, правда, не было ни слова про талантливую жену. Типа он приносил громадную пользу стране и бизнесу, и ему просто платили богатую зарплату. Таких историй мы уже за последние годы, ох, наслушались. Если б не чекисты, что бы типа стало с родиной и с нами?
— Тебя послушать, так у вас там собрались просто старцы, круче чем на Афоне. Франциск Ассизский просто отдыхал! Не спите, не едите, бдите и мучитесь от несчастий народа. Сирот типа опекаете как железный Феликс, а бабки вам не нужны…
Но тут майор, не зря же я с ним столько уже выпил, перестал исполнять, и голос его зазвучал на высокой гражданской ноте. Бублик честно признал: то, что сейчас творится в его родной конторе, ему не очень нравится.
— Разве ж такое возможно было раньше, когда я был лейтенантом? Мы были идеалисты, мы все стремились в первый отдел Второго главка!
— Это что такое?
— Ну как же, передний край – борьба с шп/А. Борьба, то есть, с американскими шпионами… Мы хотели высокого служения! А эти, теперешние? Что за люди? — сокрушался Бублик. – Вместо того чтоб служить, только о деньгах думают! Такие бабки гребут!
— Может, расстрелять из ваших каждого десятого? – предложил я рецепт.
— Десятого? – спросил майор строго. – Нет! Каждого пятого!
Видите, Бублик строг, но справедлив! А мог бы вместо общечеловеческих ценностей бессовестно прикрыться корпоративной этикой. Неважно, где человек служит или служил. Не место красит человека. Я встречал симпатичных, приличных, принципиальных и чистых людей даже в подпольном клубе ветеранов SS, которые скрывались от правосудия в Пенсильвании. А чем ФСБ хуже? Всюду жизнь.
Майор рассказал мне, когда понял, что все валится и уж не будет такой красоты, как прежде. Было два случая. Первый – это когда его начальника, большого генерала, вызвал к себе Хасбулатов, когда был на самом подъеме. Пришел. Ждал в приемной час с лишним, и было подозрительно, что никто не входит и не выходит. Наконец, запустили… Начальник заходит – и видит хозяина кабинета, который сидит в уголке под торшером и, одетый в халат, пьет чай. И спрашивает:
— Вам чего?
— Ничего. Вот, вызывали — я пришел.
— А… ну тогда идите.
Второй случай был такой. В регион, где одно время служил наш майор, прилетел Руцкой.
— Ну, как ваш-то? – спросил Бублик начальника охраны высокого гостя на всякий случай, не надеясь на ответ: принято в таких случаях молчать. Но коллега с болью рассказал, что Руцкой у себя на даче целыми днями ходит с мелкашкой по участку и бьет ворон. И охрана ходит за ним, собирает добычу в мешки и везет после на помойку на джипе.
— Только ты, знаешь, зашифруй меня, чтоб не раскусили, — сказал майор напоследок. – Главное — не употребляй, пожалуйста, мою коронную фразу «ё.т.м.» (а у него это через слово), не то меня по ней опознают, а я тебе столько уж выболтал…
— Я еще много чего могу рассказать, просто еще не время, — сказал майор Бублик, немедленно выпил, попрощался и ушел, тихо напевая: «И дорогая не узнает, какой чекиста был конец… В солдатской куртке, без погонов, а ей он больше не жених…».
Я ж говорю – ничто человеческое им не чуждо.
