Цивилизация
Хотя Россия не состоит в ОПЕК, полувековой юбилей мирового клуба нефтеторговцев — это поистине наш праздник. Страна стала такой, какая есть, исключительно благодаря тому, что нефть превратили в супертовар. А уж этой заслуги у ОПЕК не отнимешь.
Когда в сентябре 1960-го пять небольших государств объявили о создании Организации нефтеэкспортирующих стран (The Organization of the Petroleum Exporting Countries — OPEC), у нас никто и не догадывался, что вставание с колен в XXI веке становится теперь делом материально обеспеченным. Можно даже сказать, предрешенным.
Это были времена, когда строили коммунизм, перегоняли Америку и такой абсурд, как жизнь на доллары, вырученные за экспорт нефти, не видели даже в страшных снах. А о некоторых из стран — основательниц новой организации, например о Саудовской Аравии, средний советский человек и вовсе не слыхал. Да и средний член ЦК КПСС тоже.
Полвека спустя в мире ежегодно экспортируется и, соответственно, импортируется круглым счетом 3 миллиарда тонн нефти. Половину из них продает дюжина членов ОПЕК, половину — страны, в этом клубе не состоящие. А суммарная выручка экспортеров энергоносителей (нефти, нефтепродуктов и газа) составила даже и в кризисном 2009-м что-то около $2 трлн — одну шестую долю всей мировой торговли, или 3% мирового ВВП, вычисленного по обменным курсам валют. То есть раза в полтора больше военных расходов всех стран, вместе взятых.
Во главе мировой торговли энергоносителями стоят две энергетические сверхдержавы — Саудовская Аравия и Россия. За каждой примерно одна десятая доля всех мировых продаж. Саудовцы обгоняют по экспорту сырой нефти, а мы компенсируем продажами нефтепродуктов и газа.
Дальше следуют восемь просто великих энергетических держав: Объединенные Арабские Эмираты, Канада, Норвегия, Кувейт, Нигерия, Иран, Венесуэла и Ирак. Каждая продает от 2 до 3 млн баррелей нефти в день (100—150 млн тонн в год). И еще десяток энергетических держав среднего калибра выставляют на экспорт не меньше 1 млн баррелей в день каждая.
Если у страны много нефтяных запасов и она всерьез втягивается в нефтеторговлю, это для нее судьба. Делать и продавать что-нибудь другое она просто отучается. Канада, скажем, торгует нефтью, и даже с размахом, но это вовсе не главный ее доход. У прочих великих энергодержав другая траектория.
В экспортных доходах России энергоносители составляют примерно 70%. Это на уровне ОАЭ и Норвегии. А такие корифеи ОПЕК, как саудовцы, иранцы, кувейтцы и венесуэльцы, достигли еще большего — 90%. Если же сравнить с ВВП (вычисленному по обменным курсам), то выручка от продаж энергоносителей (больше $200 млрд в 2009-м) принесла нашей стране почти одну шестую ВВП. Иначе говоря,
наша зависимость от продажи нефти, газа и мазута хоть и огромна, но все же не так велика, как у Норвегии (одна пятая ВВП) и ОАЭ (четверть), не говоря о Саудовской Аравии (половина).
Правда, Россия в отличие от упомянутых не маленькая держава, а очень большая, и это играет свою роль, когда дело доходит до дележки нефтяных барышей. ВВП на душу населения (рассчитанный по паритетам покупательной способности) в 2009-м был у нас около $15 тысяч, оказавшись где-то между ирано-венесуэльским ($12—13 тысяч) и саудовским ($21 тысяча).
Нефть, как известно, приносит много денег, но не приносит развития. Из главных нефтеторговцев только три державы имеют среднедушевой ВВП на уровне лучших мировых стандартов: ОАЭ и Кувейт ($40—50 тыс.), а также Норвегия ($57 тыс.). Это маленькие страны с населением от трех до пяти миллионов, причем Норвегия была богата и развита еще до того, как стала добывать и продавать нефть. Что же до Кувейта и ОАЭ, то их успехи, конечно, потрясают, но подавляющая масса людей, занятых в их экономиках, это временно там находящиеся иностранные работники-неграждане. А местные жители — что-то вроде правящего класса.
В наших краях такой гармонии не получилось. Хотя и у нас правящий класс — это совокупность людей, управляющих нефтегазовыми барышами, а попутно и государством. И есть несколько миллионов работников энергодобывающего сектора, получающих приличную плату за свой тяжелый труд.
Но ведь сверх того в наличии еще сто с лишним миллионов прочих, которые просто здесь живут, являясь для властей постоянной головной болью, поскольку никакого отношения к производству и продаже супертовара — нефти — не имеют, а на внимание и даже на долю в доходах претендуют. Хотя в отличие от коренных кувейтцев весьма многочисленны. Вот
начальству и приходится все время повторять себе и другим, что это не народ состоит при супертоваре, а, наоборот, супертовар — это, мол, частичное и даже чуть ли не временное подспорье для народа. Как будто нефтезависимость можно вылечить болтовней.
Нефть является супертоваром не просто потому, что она всем нужна. Компьютеры тоже всем нужны. Нефть — это такой товар, который, во-первых, продается во много раз выше себестоимости (даже в наших краях себестоимость нефти — долларов 10—15 за баррель, а уж в счастливой Аравии она дешевле еще чуть ли не на порядок). А во-вторых, меняет свою цену быстро, резко и малопредсказуемо. Что делает ее кладом для спекулянтов. Супертоваром она стала не так давно — с 1970-х. ОПЕК приписывает все лавры себе. И наполовину права.
Представьте себе «Организацию стран — экспортеров автомобилей» или «Организацию стран — экспортеров программного обеспечения». Их нет и не будет. Программное обеспечение и автомобили способны делать все, кто этому научился, а нефть может производиться только в том ограниченном числе мест, где она есть. Поэтому клуб нефтеэкспортеров, придерживая продажи и шантажируя покупателей, действительно может вздуть цены.
Но одного этого недостаточно, чтобы цены подскочили надолго. Глобальный рынок аккумулирует гигантские силы, удовлетворяющие ненасыщенный спрос. Энергосбережение, альтернативные источники и открытие новых месторождений довольно быстро решили бы «нефтяной вопрос». Если бы не было еще и других обременений.
Среди которых особый характер режимов в живущих нефтеторговлей странах. Все эти чавесы и ахмадинеджады как-то очень кстати скандализируют и накаляют атмосферу на нефтяных рынках. Спятившая диктатура — отличный фактор поддержания высоких нефтяных цен. Цены и диктаторы подогревают друг друга.
Хорошо развитая и вошедшая в привычку нефтеторговля, безусловно, располагает местные власти к неадекватности. Неадекватность становится выгодной стратегией поведения, что мы видим и у себя дома в том числе.
Но силы глобального рынка преодолели бы даже это обременение, если бы не несли заразу внутри себя. Чтобы убедиться, посмотрим на приключения нефтяных цен за полтораста лет.
Серьезное использование нефти в качестве горючего началось в США в середине XIX столетия, и на первых порах баррель нефти (если пересчитать его цену в сегодняшние доллары) стоил очень дорого — до $100 и выше. Но затем настала почти вековая эпоха дешевой нефти. С конца 1870-х и до начала 1970-х нефтяные цены колебались между $10 и $30 (если не брать в расчет особые ситуации в Европе во время мировых войн).
И только 1970-е годы открыли эпоху дорогой нефти. К 1981 году она стоила уже больше $100 (в сегодняшних долларах). Но затем поехала вниз, и на целых 15 лет, с 1986-го по 2001-й, казалось бы, почти вернулась прежняя дешевизна. Колебания происходили между $20 и $40.
Нефтяные взлеты принято объяснять ростом спроса на нефть, ближневосточными кризисами и опековскими ограничениями продаж. А ценовые спады — американо-саудовскими сговорами об увеличении нефтеэкспорта. Все эти факторы действительно работали, но, чтобы они еще и сработали, нужен был особый экономический климат. И его создали.
На Западе 1970-е были временем расцвета инфляционизма и окончательного отказа от золотого стандарта. Огромные массы бездумно изготовлявшихся денег искали себе приложения. Нефтяной рынок благодаря своей скандалезности выглядел предельно заманчиво, и главный пузырь надулся именно там. А возвращение нефтяной дешевизны было предварено поворотом США и прочих нефтяных покупателей от слабой финансовой политики к жесткой. Ее олицетворением стал Пол Волкер, глава Федеральной резервной системы в 1979—1987 годах. Пустых денег в мире временно не стало, и нефтяные цены довольно быстро вернулись к нормальности, хотели этого нефтеторговцы или нет.
Ну а потом ФРС под руководством Алана Гринспена понемногу съехала к политике дешевых денег. В 2001—2006-м эта политика перешла в стадию вакханалии, и разогнавшаяся нефтяная цена, перед тем как рухнуть, вышла в 2008-м на исторический рекорд — $140. Потом, когда пузырь лопнул, она дошла до $35, и это стало вовсе не вселенской катастрофой, как привиделось нефтяным экспортерам, а просто очередным возвращением в коридор нормальности. Но очень кратким.
В США и Европе принялись лечить кризис денежными накачками и быстро исправили положение. Свежеизготовленные деньги, долженствующие поддержать тамошние экономики, бросились вместо этого к привычной кормушке — к нефтяным сделкам. Пузырь опять надулся.
В безумном гринспеновском мире первых лет XXI века Россия, казалось бы, заполучила одну из самых выгодных ролей. Фабрикуемые в Америке доллары текли двумя мощными потоками: один в Китай в обмен на товары, другой на рынок нефти. Где место России было особым.
Не будучи членом ОПЕК, наша страна могла пожинать опековские лавры, не сковывая себя опековскими лимитами на продажу: на экспорт шло столько российской нефти, сколько удавалось добыть.
И вот итог. Десятилетие оказалось потерянным, причем эта потерянность более основательна, чем у многих коллег-нефтеторговцев, не говоря уже о прочих.
За те же годы Китай поднял свою экономику, и это останется с ним, даже если американские долговые обязательства перед китайцами окажутся пшиком. Граждане аравийских нефтяных монархий скупали активы по всему миру, и это тоже останется с ними во всех бурях. В нашей стране скупка иностранных активов — привилегия немногих. А страна превратилась в нефтегосударство даже не саудовского, а венесуэльского типа — с расходами выше доходов, застойным огосударствленным хозяйством и висящими на экономике несуразно большими долгами.
До сих пор нет ни одного примера, чтобы страна, всерьез пожившая на деньги от нефтеторговли, самостоятельно освободилась от нефтяной зависимости. Значит, остается ждать, не вернутся ли к нормальности главные мировые игроки. То есть к жесткой финансовой политике. А уж она почти автоматически возвратила бы нефтяную цену в тот коридор, из которого та вырвалась.
Для нас это означало бы хозяйственное, да и гражданское оздоровление. Притом не сразу, а после довольно тяжелой ломки. Но ведь другого маршрута из опековского мира в нормальный просто нет.
