Смерть гламурного колхоза

Эта светская неделя оказалась весьма урожайной на все виды гламура, то есть и на гламур в законе, и на гламур экономкласса. По высшему разряду прошли приемы в честь дизайнеров Виктора и Рольфа и в честь Картье и Менделя. С большой претензией гуляла вечеринка агентства Quintessentially в башне «Федерация». Труба пониже и дым пожиже были на церемонии журнала Glamour.

Ну а гламурных салаг, пришедших на встречу с прекрасным на Винзавод, так тех салаг просто заморозили и обидели.

Для прогрессивной молодежи на Винзаводе был устроен public talk голландского дизайнерского дуэта Виктор & Рольф (Виктор Хорстинг и Рольф Сноерен). Организовывал все Федор Павлов-Андреевич, очень ловкий молодой человек, пташкой порхающий от проекта к проекту. Итогом невыносимой легкости его бытия стало обещание гостей-блогеров «отвинтить этому Федору голову».

Действие разворачивалось под знаменами журнала Vogue. И «вог-стайл» вокруг царил полнейший: часовая очередь и давка на входе, неотапливаемый зал внутри. Помните, как в фильмах про войну? Театр, зрители сидят в шинелях и ватниках, бабы кутаются в платки. Продрогшие, но не сломленные и тягу к культуре не утратившие, они, затаив дыхание, внимают каждому слову актеров...

Нечто похожее в наши мирные годы и прямо вот на неделе происходило на Винзаводе на лекции Виктора и Рольфа. Приглашенная богема, студенчество и блогеры пришли, чтобы понабраться ума от знаменитых деятелей концептуальной моды, и попали в лингвистический просак. Public talk оказался вовсе не лекцией, а «творческим вечером». Т. е. дизайнеры ждали вопросов от публики.

Публика тщетно пыталась шевельнуть промерзшими извилинами и выдавить из себя хоть что-то адекватное моменту. В результате гости почувствовали себя униженными и оскорбленными в лучших чувствах — московские гламур и фэшн плюнули им в рожу. И уходя с Винзавода, «как Биркин, несли свою обиду».

Публику чинами повыше — Ксению Собчак, Софико Шеварднадзе, Дарью Спиридонову, Степана Михалкова и других богатых и знаменитых — для знакомства с Виктором и Рольфом собрали в ресторане «Турандот». Бытовые условия для высшего состава светской армии нареканий не вызывали — было там тепло, сухо и сытно.

На ежегодной церемонии премии Glamour разговоры в фойе были далеки от самого гламура, и это понятно: для большинства гостей это слово – «станки, станки, станки...», то есть — «кормимся, батюшка, кормимся». А разговаривать о способе пропитания – дело не светское.

— Вчера играли нидерландцы, — рассказывал художник Павел Каплевич.
— Словаки играли! — возмутились слушатели.
— Словенцы, — поправил сын Павла Каплевича.
— Не там. В Центре Мейерхольда играли. Спектакль привезли, — объяснил господин Каплевич.
— Ааааа, — разочарованно протянули гости и отошли.

Гостьи (преимущественно женщины и те, кого можно считать мужчинами лишь номинально) были одеты стильно, но уныло. Двумя персонажами, привнесшим луч комизма в темное царство, стали жена Василия Церетели и ведущая Ольга Шелест. Госпожа Церетели была с головы до пят укутана в сиреневые кружевные рюши, а ручки ее держали розовую кружевную сумочку, тоже рюшевую. Гости, столкнувшиеся с ней нос к носу на светской тропе, от неожиданности вздрагивали. Ольга же Шелест в Louis Vuitton выглядела, как баба на чайнике. Черные кружева на синей не то балетной пачке, не то коротком гибриде кринолина и турнюра придавали ей сходство с цирковыми карлицами.

Яна Рудковская вела под уздцы безмолвного Евгения Плющенко. При этом своей рукой она как бы накрывала его руку сверху — так добрые мамочки ведут сыновей из детского сада. Объективно говоря, звание женщины года вполне можно было доверить на хранение госпоже Рудковской. Это типично московская женщина нового образца, скрывающая собственный стальной остов под мягкой обходительностью. Не обладая модельными данными, она за считанные годы прошла в дамки. Ловко и небрезгливо уцепилась за первую ветку — Виктора Батурина. Быстренько возвела на его фундаменте самостоятельное добывающее предприятие. Затем вывернулась и не отдала ни пяди собственных приисков. И, наконец, мягко взяла под каблучок бесхребетного «звездуна». Женщину года Яне не дали по причине ханжества арбитров, однако супружескую пару года они с Плющенко получили. И это тоже очень симптоматично: гламурная московская пара — блондинка с характером из разряда «фронтом командовать» и тихий сынуля.

Погоды в Москве в эти дни стояли европейские. И световой дождь, и блики на стенах зала Театра Ермоловой только поддерживали общий настрой. Сцену украшали фотографии насмерть уфотошопленных звезд. Зал был полон журналистами, пиарщиками, промоутерами, стилистами, визажистами и мелюзгой, которая кормится вокруг кашалота по имени гламур. Престижного ряда как такового не было — демиурги от гламура, те, кому он обеспечивает более чем безбедное существование, внимание к себе не привлекали.

Для звезд было уготовано несколько номинаций. Номинантов наскребали со всей светской Москвы. Особенный «затык» был с главными из них — «Женщина года» и «Мужчина года» — годы идут, женщин не прибавляется, и мужчин, прямо скажем, в Москве наперечет. Как разложить светскую колоду, чтобы не угодить дважды в одну воронку, задача потруднее бинома Ньютона. Не родила еще земля русская номинации, которую бы не выдали Тине Канделаки и Ксении Собчак. А Даша Жукова — а) везде была; б) еще не родила.

Ходили слухи, будто женщиной года объявят прописавшуюся на Рублевке Наоми Кемпбелл! Стилисты в кулуарах шептались: «Полторашка евро, только своего стилиста требует. Давно еще дралась, а тут, конечно, не дерется, но...» Однако же никаких следов присутствия Наоми в зале не было.

Вообще говоря, «женщинами года» вполне могли стать простые российские девчонки Катя Иванова и Оксана Григорьева. Первая увела у жены Ронни Вуда, а вторая охмурила Мэла Гибсона. Но их заслуг в деле пропаганды русской женщины за рубежом официально не признали, и ни Кате, ни Оксане ничего заочно не выдали — опять-таки по причине ханжества.

Почти все заметные фигуранты светской жизни или вели и вручали, или награждались, или номинировались. А это значит, в следующем году колода перетасуется, и от перемены мест слагаемых опять ничего принципиального не произойдет. Вышедшему на сцену Гарику Мартиросяну ведущий заметил, что тот одет в стиле адвоката Добровинского. Господин Мартиросян удивился. «Ах, да ты ж не знаешь..., — спохватился Иван Ургант, — ты не знаешь бракоразводных адвокатов, у тебя нет этих проблем... пока нет!..» (Напомним, что адвокат Добровинский – веселый господин в бабочке и в очках, который последовательно улучшает карму собственного рода отъемом детей в пользу Слуцкера, Байсарова и покойного Калмановича.)

Одна из номинаций назвалась и вовсе «Девушка-оркестр». «Это напоминает мне немецкий фильм, я что-то такое в детстве видел... Женщина-оркестр!» — сказал появившийся на сцене Павел Воля. «В самом деле, хорошее название для немецкого фильма», — поддержал Иван Ургант и укоризненно оглядел внешний вид Воли. «Я из сельского клуба, прямо со спектакля, — пояснил тот. — Мы играли пьесу «Смерть гламурного колхоза».

Церемония была срежиссирована небрежно. «Иван, ты кем хотел быть в детстве?» — спросила вышедшая «вручантка» Ольга Шелест. «Я в детстве хотел быть миллионером», — ответил господин Ургант. «Иван, так кем же ты хотел быть в детстве?» — повторила вопрос госпожа Шелест. «Читаем сценарий, Ольга, читаем... Мы уже на следующей странице! Переверни ее. Мои желания с той страницы не изменились. В детстве я хотел быть миллионером, потому что чисел больше миллиона не знал. Потом узнал, что есть число миллиард и захотел быть уже им».

Но вот пробил час «икс». Надо было объявлять «мужчину года». В тяжелой борьбе с Андреем Аршавиным победила воплощенная мужественность — Дима Билан. Неискушенные зрители винили мировой заговор мальчиков в кедиках (это политкорректное название того самого явления).

А зрители в теме предполагали, что Аршавин просто отказался приезжать за гламуром. Билан же по части премий человек безотказный. Его и наградили. Перед вокальным дивертисментом «мужчины года» барабанщика отгородили оргстеклом. «А то был случай, — пояснил Ургант, — у него вылетела палочка и убила зрителя в седьмом ряду».

«Женщину года» в итоге выдали двум таким же безотказным светским флагманшам — Тине Канделаки и Ксении Собчак. И это говорит о катастрофическом безрыбьи — черти что происходит в Москве с новыми лицами.

С Наоми же Кемпбелл история вообще темная — организаторы не признаются, но, похоже, она в последний момент гламуриков просто продинамила.

Возможно, отсутствие двух главных козырей — Наоми и Аршавина — говорит о том, что понятие «гламур» стало совершеннейшим demode. Когда в России стал выходить журнал Glamour, слово это еще не было с душком. И звучало скорее комплиментарно. Такие вот улучшательницы из мидл-класса, журнал учит их искусству жизни если не красивой, то хотя бы небезобразной. Но вот прошло несколько лет, и волшебное слово «гламур» совершенно незаслуженно стало синонимом корыстной шмоточницы. В мужском лексиконе нынче «гламурная» значит «на кривой козе не подъедешь», «где сядешь, там и слезешь», «на хапок не даст» — гони ей, видите ли, подарок. И потому и женщины быстренько стали притворятся, что «я не такая, я иная», и открещиваться от всего гламурненького.

На самом же деле годы гламура вырастили самоуважение российской женщины и мягко противопоставили традиционному русскому «потреблятству» мужскому — «потреблятство» собственное. Как ни странно, гламур очень много дал молодым россиянкам — многие из них научились жить для себя, а выуживать ресурсы для этого — из мужчины. Гламур почти похоронил самоотречение российских женщин, они перестали «мамкать». Мужчины, понятно, не желают отдавать территорию и делают вид, будто бы нервно дергаются при ненавистном слове. Хитрые женщины в ответ согласились, будто гламурный колхоз таки умер. Все притворяются, что быть гламурной уже не модно. На самом же деле немодно только быть нарочито гламурной. Дело гламура живет, просто уходит в подполье и принимает иные формы -— более интеллектуальные и менее очевидные.