Цивилизация
В авторитарных и полуавторитарных политических системах аппаратная, бюрократическая политика всегда доминирует над публичной.
Никем и никогда не избираемые на высокие государственные должности персонажи, обладающие уникальным ресурсом «доступа к уху» лица, принимающего основные решения, пользуются несомненно большим влиянием, да и властью, чем лидеры партий или представители парламентской верхушки.
В современной российской политике, после короткого всплеска массовой активности и открытого соперничества между сторонниками разных идей и концепций развития страны в конце 80-х – начале 90-х годов, доминирование аппаратной политики над публичной окончательно утвердилось в середине прошлого десятилетия. Именно тогда помощники, охранники, начальники канцелярий и секретариатов прочно закрепились в первых строчках рейтингов влиятельности отечественных политиков, окончательно вытеснив партийных боссов и прочих лидеров общественного мнения в «нижнюю часть турнирной таблицы».
В начале нынешнего столетия данная тенденция только усилилась. В отличие от предшествующего периода, когда влиятельные секретари и помощники были все же на виду,
в наше время имена тех, кто передвигает фигуры на шахматной доске, оставаясь за сценой, во многом покрыты густой завесой тайны.
Неформальное начало в российской власти продолжает усиливаться. Но вот странно: как только речь заходит о взаимоотношениях внутри правящего ныне тандема, решающим критерием в глазах политиков и наблюдателей становится публичная составляющая. Почему так происходит? Скорее всего, большинство тех, кто связан с современной российской политикой, исходят из того, что основной для президента путь к укреплению своих позиций лежит через попытки мобилизации различных общественных сил, разделяющих идею обновления общества на принципах открытости и конкурентности. Добиться этого можно лишь через публичную политику. Однако, если посмотреть на эволюцию тандема в течение последних нескольких месяцев именно через призму такого подхода, нетрудно заметить, что вектор изменений был явно направлен на укрепление позиций премьера как главного центра власти. Ныне это ни у кого не вызывает сомнения. Публично президент высказал немало идей и предложений, которые свидетельствовали о его намерении пересмотреть многие направления нынешней российской политики, касающиеся как экономики, так социальной сферы и политической системы. Но как только дело доходило до конкретных решений, эта заявка на альтернативность развеивалась. Более того,
по всем ключевым вопросам текущей политики, будь то отношение к итогам последних местных выборов или к ЕГЭ, президент занимал ту же позицию, что и премьер.
Оригинальность президентской позиции в большей степени проявлялась в вопросах второстепенных, таких как отказ от «лампочек Ильича», перепрофилирование отечественной пивоваренной промышленности на новую, более компактную тару или же тестирование будущих студентов на наркозависимость.
В итоге уровень ожиданий в среде умеренных и либеральных сил в российском обществе, в отношении того что Дмитрий Медведев может стать президентом-реформатором, заметно снизился. Поднять его едва ли смогут периодические «утечки» в прессу, согласно которым, например, президент, мол, недоволен председателем Центризбиркома Владимиром Чуровым.
Политику, по крайней мере в течение длительного времени, нельзя делать только на намерениях и ожиданиях. Политика – это прежде всего действие. А оно такое, какое оно есть. Точнее, его нет.
Возможно, почувствовав ограниченность маневра в сфере публичной политики, президент и его окружение решили активизироваться там, где, кажется, у них шансов еще меньше – в политике аппаратной. Так, совсем недавно Медведев произвел реорганизацию ряда управлений своей администрации, в результате чего главным кадровиком Кремля стал его выдвиженец Сергей Дубик. Профессионалы-аппаратчики называют происшедшие изменения едва ли не революцией. Они-то лучше всех знают, что «кадры решают все». В СМИ появилась информация, что президент вскоре намерен поменять еще одну, еще более важную в аппаратном отношении фигуру – руководителя кремлевской администрации, которым он планирует назначить также своего человека – нынешнего министра юстиции Александра Коновалова.
Если это произойдет, действительно можно будет говорить о существенном аппаратном укреплении Медведева и, возможно, сдвиге баланса сил в его пользу, опять же в бюрократически-аппаратном измерении. Станет ли это поворотным пунктом в судьбе тандема? Если судить, исходя из предшествующего опыта и логики нынешней российской политики, то ответ безусловно будет утвердительным.
Однако подобный способ оценки точен, когда речь идет о простом переходе власти от одной группы к другой, без пересмотра содержания политики. Если же рассуждать о перспективах обновления политического курса власти и связанных с этим ожиданиям, то тут без публичной составляющей не обойтись. А в этой плоскости реальным критерием могут быть только действие и его результаты. Да и ожидания – фактор очень недолговечный.
Значимость аппаратных разменов в публичной сфере хоть и признается, но никогда не является критерием эффективности.
Так что как ни крути, в вопросах, связанных с будущим России, именно публичная политика, при всем ее нынешнем приниженном и маргинальном состоянии, выходит на первый план.
