Цивилизация
Общепризнанным является мнение, что мир, основанный на принципах ялтинско-потсдамской системы с ее биполярностью и соперничеством двух сверхдержав, рухнул в начале 90-х годов прошлого столетия. И рубежной датой этого глобального изменения стал распад одной из сверхдержав – Советского Союза. На самом же деле то была лишь исходная точка процесса, растянувшегося почти на два десятилетия. Ведь
и после краха биполярности сохранились и продолжали функционировать созданные в рамках ялтинско-потсдамской системы институты и, прежде всего, ООН с Советом Безопасности в их нынешнем виде.
В новой ситуации они функционировали плохо, неэффективно реагируя на возникавшие вызовы. За это их часто критиковали, не раз пытались реформировать применительно к изменившейся ситуации. Но институты ялтинско-потсдамской системы сохранились в изначальной форме. Завершение же процесса распада прежнего миропорядка мы наблюдаем сейчас, когда становятся очевидными международные последствия российско-грузинского вооруженного конфликта, завершившегося официальным признанием Россией независимости бывших грузинских автономий – Абхазии и Южной Осетии. А они таковы, что
система поддержания основ миропорядка, выстроенная на понимании необходимости взаимного учета интересов глобальных игроков – западного сообщества и России, близка к разрушению.
Часто забывают, что такое взаимодействие и было одним из краеугольных оснований, на которых покоился ялтинско-потсдамский мир. Ведь, создавая его, державы — победительницы во Второй мировой войне прекрасно осознавали неизбежность соперничества между ними из-за расходящихся стратегических интересов в новую историческую эпоху. И, чтобы не допустить краха миропорядка под тяжестью острых противоречий, заранее договорились решать ключевые проблемы на основе консенсуса и взаимного учета интересов. В дальнейшем, когда мир окончательно сформировался как биполярный, этот принцип прочно вошел в международную практику и был поставлен во главу угла во взаимоотношениях между сверхдержавами. И это несмотря на гонку вооружений и «холодную войну». США и их союзники по НАТО не вмешивались в события в Венгрии в 1956 году и в Чехословакии в 1968 году, когда СССР ввел туда свои войска и силой подавил попытки демократических революций в этих странах, поскольку это была советская «зона влияния». В 1976 году Кремль не отреагировал на просьбу левых португальских военных, пришедших к власти в Лиссабоне в процессе углубления «революции гвоздик», о присоединении их страны к Варшавскому договору, ибо Португалия являлась «глубоким тылом» западного сообщества и подобное признание окончательно разрушило бы всю систему международной безопасности и миропорядка. Сферой же, где сверхдержавы допускали принцип «свободной конкуренции», был третий мир. США, где только возможно, проводили политику «сдерживания коммунизма», не гнушаясь зачастую поддержкой откровенно диктаторских режимов. Советский Союз противопоставил этому политику поддержки стран «социалистической ориентации», многие из которых управлялись столь же одиозными диктаторами.
И даже вопиющее, как считается сегодня, противоречие международного права – между принципом самоопределения народов и территориальной целостностью государств — в рамках ялтинско-потсдамской системы в нормальном режиме ее функционирования вовсе не воспринималось как таковое.
Ибо применение права народов на самоопределение, получившего окончательное современное правовое оформление в документах ООН незадолго до массового обретения независимости странами Африки, было ориентировано на третий мир. Обе сверхдержавы были заинтересованы в окончательном демонтаже старых колониальных империй – британской, французской, португальской, бельгийской, голландской. Что же касается принципа территориальной целостности государств и нерушимости их границ, то это в первую очередь относилось к интересам «первого» и «второго» миров – к западному и советскому блокам. Заключительный акт Хельсинкского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 году – наглядный тому пример. Границы же стран третьего мира во второй половине ХХ века перекраивались неоднократно, и никто при этом не вспоминал про территориальную целостность государств, от которых отпадали целые провинции.
И вот на наших глазах происходит завершение распада ялтинско-потсдамской системы. И дело даже не в том, что принцип нерушимости границ после Косово, Абхазии и Южной Осетии не применяется даже там, где на его применение архитекторы ялтинско-потсдамской системы рассчитывали в первую очередь, – в Европе. Дело в том, что
из международных отношений уходит стремление к взаимному учету интересов и к сотрудничеству, основанном на таком учете.
Как показывает история последнего кризиса, возникшего в результате российско-грузинского вооруженного конфликта, Запад (и дело тут не в том, какие именно решения принимала российская сторона) не готов учитывать российские интересы в кавказском регионе. А они в том, что в состав Российской Федерации входят национальные республики осетинского и черкесских народов и игнорирование их позиций может обернуться для России большой трагедией с плохо предсказуемыми последствиями. Россия в ответ заявляет о готовности свернуть сотрудничество с Западом по многим ключевым вопросам мировой политики и безопасности. И список этих вопросов имеет явную тенденцию к расширению. Иными словами, последние основания прежнего миропорядка разрушаются. А что взамен? Увы, ничего, кроме перспектив хаотизации международных отношений, не просматривается.
Случайно или нет, но симптоматично, что в день признания Россией независимости Абхазии и Южной Осетии Северная Корея заявила о готовности восстановить работу своего ядерного реактора. Если уж мировой порядок рушится, так к чему прежние договоренности?
Ясно, что ресурсов на глобальное присутствие у современной России нет. Не те масштабы экономики и военной мощи. Поэтому переоценка собственных возможностей после вооруженного конфликта с Грузией может обернуться втягиванием страны в непосильные для нее конфликты. Расширение сферы конфликтов не приведет к укреплению позиций и западного сообщества, влияние которого в современном мире ослабевает. Ирак, Афганистан, Иран, весьма вероятно, что в недалеком будущем еще и Пакистан. Зачем еще к этому добавлять конфликтность в отношениях с Россией?
Поддерживать мировой порядок лишь собственными силами Запад не в состоянии. Надежда на то, что нужно еще чуть-чуть поднажать, в конечном итоге приведет лишь к дальнейшей утрате инициативы и ослаблению позиций. Китай же разделить бремя глобальной ответственности пока не готов – эта страна в соответствии с собственной стратегией развития решает иные проблемы.
Что же остается? Никакого готового проекта новой системы мирового порядка ни у кого не существует. Но очевидно, что попытки выстроить такую систему на основе права сильных диктовать свою волю слабым приведут лишь к большей хаотизации современного мира. Возможно, только сейчас начинает осознаваться значимость идей, сформулированных в Делийской декларации 1985 года, подписанной тогдашними лидерами СССР и Индии Михаилом Горбачевым и Радживом Ганди, в которой содержалось предложение о строительстве мира, основанного на ненасилии. Ныне,
в период взаимных угроз и игры мускулами, понимание необходимости смены подходов в мировой политике, похоже, начинает пробивать себе дорогу в умах современных политиков.
Странное, на первый взгляд, заявление главы внешнеполитического ведомства Швейцарии о готовности вести переговоры с Усамой бен Ладеном – явное тому подтверждение. Да, оно как минимум уязвимо и наверняка вызовет огонь мировой критики, в том числе и в России. И вполне заслуженной. Но тут важнее другое: сама подобная мысль рождается из понимания невозможности построить прочный мир, исходя из приоритета силы, собственной непогрешимости и диктата.
К сожалению,
современный мировой политический класс, скорее всего, и не дотянет до понимания смены подходов в мировой политике. Хотя шанс есть.
И не в последнюю очередь из-за приближающихся президентских выборов в США, где у кандидата от демократов Барака Обамы есть уникальная возможность заявить о переходе к новой мировой политике. Другой такой возможности может и не представиться.
Есть шанс и у России – показать, что она также способна решать вопросы, затрагивающие ее национальные интересы, на основе взаимного учета позиций различных государств. В этом смысле судьба приднестровского мира будет четким индикатором готовности к таким подходам.
