Ей едва исполнилось 18 лет, и у меня никогда с ней не было секса, с этой девушкой. Просто мы иногда встречаемся, я угощаю ее чаем с пирожными, а она угощает меня удивленным хлопаньем ресниц, тоненькими пальцами в дешевеньких кольцах и рассказами про студенческую жизнь. Ее зовут Белкой, но это производное не от имени Бэлла, а от фамилии, которую я вам, стукачам, не скажу.
Раньше она употребляла амфетамины, особенно когда ходила на дискотеку, а на дискотеку она ходила не реже двух раз в неделю. Потом от амфетаминов у нее на лице стали появляться маленькие прыщики, и этого оказалось достаточно, чтобы Белка бросила наркотики.
Когда мы встречаемся, она всякий раз рассказывает мне про какую-нибудь новую вредную книжку. Было время, когда она зачитывалась Пелевиным и искренне считала Бориса Березовского на экране телевизора мультиком. Еще она пыталась заставить меня прочесть Теренса Маккенну, а когда я сказал, что все это жалкие попытки выковырять из собственного мозга соплю, Белка всерьез обиделась и две недели со мной не разговаривала.
Она все время в кого-нибудь влюбляется. В сноубордистов например. До такой степени, что даже к лету у нее не сходят синяки с коленок. Или в негра из фильма Джима Джармуша «Пес-призрак». Тогда она надевает обязательно широкие штаны, начинает материться по-английски, слушать «Ву Танг Клан» и читать книжки про самураев.
Она сделала себе татуировку. Довольно красивого цветного мотылька на ягодице. Она так этой татуировкой гордилась, что прямо в скверике задрала юбку и показала мне:
— Прикольный, правда?
Еще она проколола себе сосок и вставила туда сережку. И тоже показала мне, только уже в кафе. А я спросил ее, возможно ли кормить грудью ребенка, если у тебя в соске сделана большая дырка. У нее, разумеется, нет ребенка. Она сама ребенок.
Какой-то мерзавец заразил ее трихомониазом.
— Хорошо, что не СПИДом,— сказал я и стал спрашивать, почему она занималась любовью с мерзавцем без презерватива.
Она объяснила так, что, дескать, попросила его надеть презерватив, но он, дескать, сказал, что все под контролем. Так она объяснила, хотя я думаю, что соврала.
Всякие эти свои девичьи проблемы она почему-то не обсуждает с родителями, а обсуждает со мной. Она позвонила мне в слезах и сказала, что, кажется заразилась какой-то венерической болезнью.
— Ты у врача была?
— Нет.
— Так иди немедленно.
— А куда?
— Ну, к своему гинекологу.
— У меня нет гинеколога. Я никогда не была у гинеколога.
Я отвез Белку к своей приятельнице в женскую консультацию. Приятельница диагностировала Белке трихомониаз и с нескрываемым упреком сказала мне:
— Сволочь ты, хоть бы проверялся. Она же девочка совсем, а ты ей трихомошек даришь вместо цветов.
Я хотел даже сдать анализы, но приятельница моя и так поверила, что никаких интимных отношений у меня с Белкой нет.
Точно так же в слезах и с криком: «Что ж теперь делать?» Белка звонила мне, когда утонула подводная лодка «Курск», когда сгорела Останкинская телебашня и когда уволили Евгения Киселева.
Ах да, забыл. Еще был период, когда она читала «Майн кампф» и одновременно увлекалась цыганской музыкой. Она тогда говорила про сверхчеловека какой-то ученический бред и еще совершенно справедливо замечала, что цыгане, оказывается, свингуют уже пятьсот лет, а афроамериканцы – только двести.
Я смеялся до слез. Я говорил, что нельзя увлекаться одновременно фашистами и цыганами. Она спрашивала:
— Почему? – и широко распахивала на меня действительно очень красивые карие глаза.
Однажды вечером я отвозил ее домой на своей машине, и меня остановил милицейский патруль. Трое милиционеров с автоматами попросили меня открыть капот, багажник, проверили водительские права и прописку в паспорте.
— Девушка с вами?
— Девушка со мной, разве не видно?
Когда я сел обратно в машину, Белку трясло.
— Ты чего? – спросил я.– Подумаешь, менты. Ну не убьют же.
В ответ она стала плакать и извиняться. У нее в рюкзаке было четыре стакана травы. Вполне достаточное количество, чтобы схлопотать срок за крупную партию. Она распространяет наркотики. Она этим зарабатывает на жизнь. На широкие штаны, на сережку в сиське, да мало ли на что еще.
Я никогда не делал вид, будто мне нравится, что она пушер. Я много раз говорил ей, чтобы она прекратила это опасное и отвратительное занятие. Но я не слишком настаивал, потому что тогда превратился бы в ее глазах в папика и она перестала бы меня слышать. Пару раз она даже соглашалась со мной и обещала больше никогда не торговать наркотиками. Но есть еще кто-то, кто рассказывает ей про команданте Че Гевару, про мировую революцию и про наркотики как способ бороться с глобализацией экономики.
Я всегда склонен был считать то, что Белка торгует наркотиками, ну, как бы это сказать… ошибками молодости. У меня двенадцатилетний сын. Я боюсь, как бы он не стал наркоманом, но думаю, что это зависит от него, а не от Белки. Я всегда надеялся, что Белка повзрослеет и поймет что-нибудь.
Но теперь Белку расстреляют. Ее расстреляют за распространение наркотиков согласно новому законопроекту, придуманному депутатами от СПС Дмитрием Савельевым и Верой Лекаревой. А я ведь на прошлых выборах голосовал за СПС. И хрен я еще раз проголосую за этих кровопийц.