Цивилизация
Начинающийся в Германии судебный процесс по делу вахмана (охранника) фашистского концлагеря Собибор гражданина США 89-летнего Ивана-Джона Демьянюка вызывает куда больший интерес в мире, чем в России. Российские власти не интересуются им вовсе, хотя совсем недавно они бурно реагировали на процесс в Эстонии над Арнольдом Мэри, героем Советского Союза, депортировавшим по преступному приказу Сталина эстонцев.
Одна из важнейших задач суда над Демьянюком — показать, что такое «правильный» политический судебный процесс в современном мире, и попытаться убедить современных вершителей судеб мира в том, что не всегда политика должна руководствоваться циничными интересами. Идеалами все-таки тоже.
Иван Демьянюк занимает первое место среди самых разыскиваемых преступников-нацистов в списке Центра Симона Визенталя — главной международной организации, занимающейся поиском оставшихся в живых участников преступлений гитлеризма против человечности. Принципиально важно, что судить Демьянюка будут в Германии, породившей фашизм, раскаявшейся в нем и на протяжении всей послевоенной истории стремящейся искупить вину перед человечеством. 89-летнего немощного старика обвиняют в убийстве и в пособничестве убийству 29 тысяч евреев. Это то же самое обвинение, по которому его 20 лет назад судили в Израиле. Однако израильский Верховный суд в свое время отменил приговор по делу Демьянюка: показания некоторых свидетелей были небрежно оформлены и суд не счел их достаточными уликами для вынесения смертного приговора. Каким бы чудовищем ни был подсудимый, принципиально важно, чтобы приговор оказался абсолютно законным. Нельзя уподобляться злу, борясь с ним. Британская «Таймс» назвала дело Демьянюка «возможно, последним процессом над нацистскими преступниками в Германии» и абсолютно точно определила главный смысл суда для самих немцев: государство напоминает им, что Холокост устраивали их предки и что этого варварства можно было избежать.
В любом политическом судебном процессе подсудимой является преступная политика. Просто иногда получается так, что обвиняет она, а не ее.
В России по политическим судам вообще можно изучать историю страны последних полутора столетий — начиная с процессов над покушавшимися на императоров и легендарного суда над Верой Засулич, стрелявшей в петербургского градоначальника Федора Трепова и оправданной присяжными, вплоть до дела Ходорковского-Лебедева. Дело Засулич или дело Бейлиса доказали, что по крайней мере в последние четыре десятилетия существования Российской империи в ней было относительно независимое правосудие — и сам по себе этот факт был характеристикой политики страны. Большевики поставили на конвейер политические судилища над своими противниками: при Ленине — над представителями других политических партий, существовавших до Октябрьского переворота (особенно досталось оставшимся в советской России правым и левым эсерам, кадеты в большинстве своем благоразумно эмигрировали), при Сталине — над мнимыми «врагами народа». Собственно говоря, одной из ключевых черт сталинизма было использование карательной судебной машины как инструмента управления страной и подавления народа. Фабрикация уголовных дел с расстрельными статьями в «промышленных» масштабах стала способом существования сталинского СССР. Едва ли это лучше, чем расстрелы невинных людей без суда и следствия. В более «вегетарианские» хрущевские и брежневские времена были ключевые для понимания судебные процессы Синявского — Даниэля и Бродского, попытки использовать против диссидентов карательную психиатрию.
Историю путинизма можно изучать по делу ЮКОСа — оно является «системообразующим». Дорвавшиеся до власти представители силовых структур использовали суд и используют до сих пор для оправдания рейдерского захвата чужой частной собственности.
Стиль, методы и содержание путинской эпохи останутся жить в туманных и путаных речах обвинителей, в знаменитых словах президента Путина, что не надо дать ЮКОСу обанкротиться, в абсурдистском слове «Байкалфинансгрупп» как пароле освященной высшим руководством страны аферы, в панической боязни президента Медведева всего лишь дать сигнал суду судить по закону, а не по заказу. Даже в самом факте того, что заказчики процесса не побрезговали стать владельцами активов подсудимых, которых обвиняли и обвиняют как в гигантском воровстве, так и в убийствах.
Дело Демьянюка можно сравнивать содержательно и с процессами Гаагского трибунала по бывшей Югославии. Российские власти, к слову, долгое время публично пытались представить дело так, будто бы Гаагский трибунал судит только сербов. Что было откровенной неправдой. Однако после войны в Грузии говорить об этом даже лишенным всякой брезгливости представителям нынешней российской политической элиты стало совсем неудобно. В конце концов им пришлось бы признать очевидное: оказавшийся под Гаагским трибуналом теперь уже покойный президент Югославии Слободан Милошевич делал ровно то же самое, что и ненавистный Кремлю президент Грузии Михаил Саакашвили: пытался силой спасти распадавшуюся страну.
Политических судебных процессов невозможно избежать до тех пор, пока в человеческом обществе вообще будут существовать политика и писаные законы. Но
принципиально важно, чтобы политические суды основывались на букве и духе закона, чтобы руководствовались идеалами, а не служили способом сведения счетов властителей с неугодными им людьми.
А если речь идет о военных преступлениях, главный итог судебных процессов над такими преступниками вовсе не состоит в неотвратимости наказания. Наказание, увы, очень даже отвратимо — многие нацисты прекрасно дожили до старости. Важно, чтобы преступления, за которые судят или не успевают при жизни судить этих людей, никогда более не повторялись. Именно поэтому, к слову, так важна была реабилитация невинных жертв судебных репрессий сталинизма. Именно поэтому должно наступить время, когда будет пересмотрено дело ЮКОСа, чтобы другой, нормальной, стала сама Россия.
