Некрологика

Все мы умрем — это необходимое и достаточное условие для того, чтобы не надеяться решить свои прижизненные проблемы убийством других людей. Увы, полного воздаяния не существует: даже убийцы миллионов невинных людей вроде Сталина и Гитлера до сих пор остаются для кого-то кумирами или, того хуже, образцами для подражания. В странах, где правители не считают людей за людей, а их жизнь столь же ценной, как свою, неизбежно возникает атмосфера, в которой политическое убийство становится естественной формой управления государством. Такова логика или, если хотите, некрологика мировой истории.

Может ли дискредитировать сегодняшнюю Россию убийство журналистки Анны Политковской в Москве или экс-офицера ФСБ Александра Литвиненко в Лондоне? Нет, не может. К сожалению, не может. Потому что для людей, наблюдающих за тем, что здесь происходит последние пять-шесть лет и думающих, почему так происходит, эти убийства, увы, не являются из ряда вон выходящими. Это, как ни горько, просто убийства из ряда. Страшно то, что этих людей убили не просто конкретные заказчики и конкретные исполнители, их убили обстоятельства места и времени.

Лучше всего о характере данных обстоятельств говорит дружное хоровое пение российских политиков на тему «заговора извне» против Кремля. Это пение — истошная ода лояльности, каковая есть самый верный спутник лжи и животного страха. Уж российским-то политикам ли не знать из истории своей страны, что заговор против власти — это когда убивают или пытаются убить царя, а не его противников, притом ничуть власти царя не угрожающих. Или, может быть, мнимые заговорщики из «мировой закулисы» полагают, что какое-то количество подобных убийств перейдет в качество и президент США вдруг однажды поутру примет президента России за какого-нибудь Саддама Хусейна? Или думают, что народ наш всколыхнется, оторвется от просмотра очередного телесериала и выйдет на улицы именно потому, что «эта ужасная российская власть убила в Лондоне бывшего офицера ФСБ»?

Но пренебрежение человеческими жизнями в политике — не только российская проблема. Все человечество не научилось ценить каждую человеческую жизнь как уникальную: не физиологически, разумеется, это просто невозможно — морально.

Производство новостей особенно четко обнажает эту проблему. По медийной логике, если в результате теракта погибли два человека — это вроде бы одно, а если 100 — вроде бы другое. Если эти 100 человек погибли при аварии на заводе, вроде бы не так страшно, как при захвате школы. Если кавказцы и русские дерутся в Кондопоге до смерти на бытовой почве, почему-то считается, что это лучше, чем та же драка на почве национальной ненависти.

Смерть не просто сровняет нас с землей, но и уравняет друг с другом. Царь и бомж в момент смерти приобретают одинаковый статус. Убийца, независимо от того, пойман он или доживет свой век на воле, мучается угрызениями совести или гордо ходит по земле с чувством исполненного долга, все равно рано или поздно отойдет в мир иной. Если мы полагаем, что весь смысл жизни — борьба за существование, допускающее смерть ближнего, которого мы считаем помехой или хотим использовать в качестве живого щита, тогда грош цена людям как биологическому виду. Если ради сохранения власти или ее захвата (в данном случае неважно) мы готовы лишить жизни других людей, мы все равно не сохраним и не получим реальную власть. Ибо в таком случае мы не имеем самой главной власти — над собой, потому что не можем удержать себя в границах человечности.

«Не убий» — на самом деле ключевая заповедь, отличающая нас от животных. Люди ведь единственные существа в живой природе, безразличной по своей сути, которые находят (по крайней мере, на словах) насильственное умерщвление себе подобного недопустимым. Мы с вами единственные, кто вообще подвергает этот акт моральной оценке. Все-таки воровство при всей своей греховности — менее страшный грех, чем убийство. Но, как показывает человеческая история, если вы воруете в промышленных масштабах, да еще и находясь у власти, то часто становитесь и убийцами. Просто потому, что власть в таком случае — единственный способ удержать собственность. Постепенно и сама власть начинает казаться собственностью. А на подозрении в желании эту «власть-собственность» отнять с течением лет все больше и больше народу, включая весь «ближний круг».

Именно поэтому кричать в один голос: «Это не мы убили Литвиненко!» — означает стараться заранее оправдывать себя. Строить и проверять версии — дело следствия. Дело приличных людей — осуждать убийства и не совершать их, а не пытаться доказывать невиновность и переводить стрелки, когда еще никто не доказал, что вы виновны.

Быть может, самую главную вещь о тех отвратительных событиях, которые мы с вами переживаем, написал Петр Вайль. Его простая мысль сводится к тому, что в убийстве типа гибели Литвиненко на наших руководителей подумать легко, а, например, на Тони Блэра совершенно невозможно.

Никакая политика не стоит жизни человека. Человека нельзя убивать ни за власть, ни за собственность, ни за суверенную демократию, ни за измену или чужую веру. Убивая другого, мы убиваем человека в себе. И уже ничто не может воскресить нас, а не только нашу жертву.

Так что желаю вам и себе умереть в глубокой старости. В своей постели. Естественной смертью. С чистой совестью.