День моих знаний

Не так давно по несущественной какой-то надобности потребовалось мне спуститься в кладовую знаний, расположенную в моей голове. Побродив в полутемной сырости жизненного опыта и пошарив по полкам сознания, с удивлением и радостью я пришел к заключению, что запас накопленных мною познаний необычайно похож на праздничный продуктовый заказ советских времен. То есть полноценного умственного рациона из него, как ни пыжься, не составишь, зато хотя бы раз в квартал можно затеять роскошный фестиваль собственной глупости, пригласив на этот праздник нескольких гостей.

Тут были: шпроты представлений о фундаментальных законах устройства мира, запечатанные, впрочем, в плоскую металлическую банку. Мандарины грамотности в веселых пупырчатых шкурках, доставшиеся в наследство от мамы-педагога и папы-журналиста. Печень трески для салата из Конан Дойля и русских народных сказок. Полбатона варено-копченой колбасы, как дань секретам анатомии и биологии. Пачка перловой крупы английского словарного запаса. Соль и сахар истории. Говяжьи хвосты для липкого холодца воспоминаний. Плюс банка зеленого горошка мозговых сортов для самонадеянных мудрствований в прокуренных помещениях.

Впав в истому от прелести обладания этим интеллектуальным богатством, я попытался вспомнить, как оно досталось мне, и понял, что без особого труда. Первый важный жизненный урок я получил довольно легко, кажется, лет в пять, когда вставил найденные в квартире у бабушки радионаушники в бытовую электрическую розетку. Я хотел тогда услышать прекрасных музык и голосов далеких умных людей, но в городской детской больнице имени Русакова, где мою опаленную коротким замыканием рожу осматривал дежурный врач, мне впервые объяснили, что нечего лезть, куда не следует.

В сущности, это и оказалось главным и единственным принципом построения жизни на земле. Все последующие этапы моего умственного развития были только лишним тому подтверждением. Конечно, несколько отвлекла меня школа, созданная для того, чтобы занять чем-нибудь ребенка в период между втыканием наушников в розетку и половым созреванием. Посещая общеобразовательное учебное заведение, я выяснил массу дико полезных вещей, в том числе на отлично выучился петь песню «Что тебе снится, крейсер «Аврора»» и получил пять за чистописание буквы «Ч». К тому же недавно я нашел среди всяческой рухляди документ эпохи. Называется «Личный комплексный план участника Ленинского зачета «Учимся коммунизму, строим коммунизм» Мостовщикова Сергея, 1981-1982 год». В разделе «Требование № 3: «Сделать для себя правилом быть настоящим участником общественных дел» моим невероятно ровным почерком было записано одно успешно осуществленное мною дело: 1. Обклейка щелей в оконных рамах.

Вскоре после этого, как я понимаю, наступило половое созревание, а вслед за ним и спешная близость в кустах подмосковной базы отдыха. Это был второй главный урок бытия, по воздействию на психику ничем не отличавшийся от первого. Правда, с тех пор меня больше никогда не осматривал врач детской больницы и, к тому же, я тайно понял, что засовывание радионаушников в электрическую розетку — хотя запретное и опасное, но все же крайне любопытное занятие.

Отношения мои с высшим образованием складывались так же смутно, как и со средним. На факультете журналистики МГУ, куда меня по ужасному блату взяли на заочное отделение, в свое полное распоряжение я получил набор профессиональных терминов типа цицеро, перл, корпус на боргес, цезура и гарт, после чего Родина призвала меня служить под ее флагом на должности старшего писаря строевой части батальона обеспечения учебного процесса Военной академии имени М.В.Фрунзе. Став ефрейтором, научившись подделывать любые документы, переводить вареным вкрутую яйцом гербовые печати с одного документа на другой, красть масло и тушенку, спать стоя и съедать за 10 минут две банки майонеза с целым батоном серого хлеба, я освоил еще одно, третье, фундаментальное знание — знание места человека в общественно-политическом процессе. Оно заключалось в том, что как бы ни было не нужно засовывать радионаушники в розетку, Родина твоя может приказать тебе сделать это. И в эту скорбную минуту твой священный долг состоит в том, чтобы ответить Родине «есть!» и сразу отправляться спать. Ибо если только ты надумаешь хоть что-нибудь куда-нибудь вставить, возмездие Родины будет немедленным, справедливым и жестоким.

После увольнения в запас из рядов вооруженных сил жизнь моя с эрекцией и тремя сокровенными знаниями стала совсем уж разнообразной, чем и радует меня по сей день. За истекшее время я сдуру за полночи прошел пешком все Садовое кольцо от Павелецкого до Павелецкого вокзала, два раза отремонтировал квартиру, побывал в трех автомобильных авариях, мне вырвали девять зубов, один раз я стрелял и попал в утку, четыре раза я застревал в лифте, один раз с пьяных глаз мои товарищи положили меня спать в кровать для грудничков, я многократно пел у костра, сплавлялся в лодке в тайге, был в тундре, в пустыне, в Японии, в боксе инфекционной больницы г. Мытищи и даже родил троих детей. Часть из них в начале сентября, во всенародный День знаний, собирается пойти в школу.

Когда я смотрю на них накануне этого важного события, я думаю, что, конечно же, они не должны пойти по пути своего отца. Они будут умнее и проворнее меня. Они узнают о жизни нечто такое, чего не удалось выяснить мне, удивятся, обрадуются и будут, конечно, счастливы. В минуту же, когда на моем лице окончательно утвердится идиотское выражение, когда я буду пускать уже слюни изо рта, а в голове моей наконец-то зазвучат прекрасные музыки и голоса далеких умных людей, дети мои принесут мне последнее, четвертое, фундаментальное знание. Они подключат стариковские радионаушники в бытовую розетку и, глядя на мое опаленное коротким замыканием лицо, скажут: «Дорогой папа, ты прожил большую, интересную жизнь. Мы очень гордимся тобой. Всего тебе самого наилучшего».

Автор — главный редактор еженедельника «Большой город»