Что же произошло на шахте «Распадская»? Прежде всего, стоит воздержаться от скоропалительных выводов и эмоциональных обвинений. В отличие от той же Саяно-Шушенской ГЭС, которая была изначально плохо спроектирована и плохо построена и функционирование которой постоянно сопровождалось крупными авариями с первых же месяцев эксплуатации, шахта работает вот уже почти 40 лет, и крупных аварий за это время там не было. И это несмотря на то, что она производит только жирный коксующийся уголь, для которого характерны повышенные выделения метана.
По уровню опасности по метану «Распадская» всегда относилась к разряду «сверхкатегорийных». Авария с человеческими жертвами случилась там лишь в 2001 году ― тогда в результате взрыва метана погибли 4 человека. Это вовсе не та характеристика, которая позволяет квалифицировать «Распадскую» как проблемный объект.
Гендиректор и совладелец «Распадской» Геннадий Козовой, на которого сегодня посыпалось множество шишек, ― опытный профессионал, сам бывший шахтер, фактически руководивший шахтой с 1991 года. То, что под его руководством сверхопасная шахта почти 20 лет проработала без крупных аварий ― повод для осторожности в оценках по поводу того, как менеджмент шахты якобы «все развалил».
Из противоречивых сообщений с места трагедии крайне трудно определить, что именно стало ее причиной. Другое дело, что компанию «Распадская» сильно затронул финансово-экономический кризис: она производит исключительно коксующийся уголь, потребляемый металлургией, отраслью, пострадавшей от глобального кризиса едва ли не сильнее всех. В результате падения цен на угольный концентрат, поставляемый металлургам, компания «Распадская» потеряла в 2009 году более 60% (!) выручки: если в 2008 году она составила около $1,2 млрд, то в 2009-м ― всего около $500 миллионов.
Разумеется, это не могло не отразиться на сокращении издержек ― прежде всего, социальных расходов и ремонтов. По данным «Распадской», среднегодовая зарплата сократилась на 22%. Повлияло ли все это на безопасность функционирования шахты? Вероятно, да. В таком случае мы можем иметь дело с одним из очевидных примеров того, как глобальный кризис негативно отразился на безопасном функционировании предприятий наиболее уязвимых отраслей промышленности и на социальной напряженности.
Стоит повторить еще раз: утверждать это со всей определенностью нельзя.
Как бы ни манипулировали счетчиками шахтеры с целью увеличить выработку и получить дополнительные премиальные, компенсируя упавшую зарплату, судя по мощности взрыва, концентрация метана в забое оказалась настолько велика, что едва ли дело в подкрутке счетчиков.
Возможно, имел место внезапный выброс метана; возможно, причина в чем-то еще.
Совершенно неуместна и истерика по поводу того, как «проклятые капиталисты ради прибыли игнорируют требования безопасности». Абсолютно несекретными являются цифры о том, что после приватизации угольной промышленности смертность в ней резко упала. Понятно, что многие у нас в стране не любят капитализм и капиталистов, но не стоит и откровенно перевирать действительность.
Собственно, цифры, показывающие резкое снижение смертности в угольной отрасли, озвучил в понедельник сам премьер Путин. Он, правда, начал не с 1997 года, когда погибли 242 шахтера, а с 1998-го (135), чтобы показать, что «количество несчастных случаев со смертельным исходом почти не сократилось», а закончил не 2008―2009-м, когда жертвами становились около 50 шахтеров в год, а проблемным 2007-м, когда аварии на двух шахтах «Евраза» ― «Юбилейной» и «Ульяновской» ― унесли жизни 149 шахтеров, резко ухудшив общеотраслевую статистику.
Не привел Путин и принятых в международной практике оценок смертельных случаев в угольной промышленности на миллион тонн добытого угля, а этот показатель в России снизился с примерно 1 смерти на 1 млн тонн в позднесоветские годы и 0,7―0,9 в середине 1990-х до 0,2 в последние годы (против 1 смерти на 1 млн тонн в том же Китае).
По крайней мере, эти цифры не позволяют говорить о том, что передача угольной отрасли в руки частных собственников как-то резко ухудшила ситуацию с безопасностью труда. Скорее, они свидетельствуют об обратном. Это косвенно подтвердил позавчера и Путин, признав в своем выступлении 9-кратный рост расходов на охрану труда в отрасли за последние 10 лет. Хоть бы его подчиненные научили премьера правильно интерпретировать озвучиваемые им цифры, что ли.
Да и события последнего времени вовсе не свидетельствуют о том, что государство как-то лучше следит за безопасностью своих объектов, чем частные владельцы. Где случались крупные аварии в последнее время? Государственная СШ ГЭС, нефтепроводы «Транснефти», газопроводы «Газпрома», железные дороги РЖД, взрыв склада боеприпасов в Ульяновске… А на частных предприятиях такие крупные аварии помните?.. Совсем другое дело, что
4 крупнейшие за последние 13 лет аварии на шахтах, в совокупности унесшие жизни 272 человек (что кардинально испортило отраслевую статистику смертности), произошли именно на шахтах, принадлежащих одной компании ― «Евразу».
Это, безусловно, повод серьезно проверить деятельность этой компании, основным акционером которой является Роман Абрамович. Помимо последней катастрофы на «Распадской» речь идет об аварии 2004 года на шахте «Южкузбассугля» «Тайжина» (погибли 47 шахтеров) и катастрофах 2007 году на шахтах «Юбилейная» и «Ульяновская», принадлежащих той же компании (всего 149 погибших). Что такое там, в «Евразе», вообще творится?
А вот с кого стоит строже всех спрашивать за безопасность угольных шахт ― так это с государственного надзорного ведомства, Ростехнадзора. Выполняет ли это ведомство должным образом свои функции по обеспечению надзора за функционированием потенциально опасных шахт? Помнится, в 2007 году, после серии аварий на шахтах дочерних компаний «Евраза», Ростехнадзор грозился отозвать у их владельцев лицензии. И что? Уж не Абрамович ли помешал? Что помешало тщательнее проверять «Распадскую», которая, как выясняется, даже не была включена в план проверки предприятий ООО «Евразхолдинг», проводившейся Ростехнадзором с 1 марта этого года?
Я уже писал о том, что это надзорное ведомство полностью проваливает выполнение своих регуляторных обязанностей, когда речь шла о безобразно проведенном расследовании аварии на Саяно-Шушенской ГЭС. Упоминал и о том, что руководитель ведомства господин Кутьин, выходец из Питера, в 1990-е работавший в комитете по управлению имуществом питерской мэрии, а затем в Минимуществе России, никогда не имел отношения к промышленному надзору. Ярчайший пример того, как клановость и семейственность внутри действующей власти способствует депрофессионализации важнейших надзорных ведомств и ставит под прямую угрозу жизни людей.
75 погибших на Саяно-Шушенской ГЭС, 66 на «Распадской» ― какую еще цену нам придется заплатить за дичайший непрофессионализм действующей власти?
Что поражает в этой ситуации больше всего ― это отсутствие элементарного человечного отношения властей и собственников «Распадской» к людям. Избиение шахтерской демонстрации ОМОНом, информационная блокада, отсутствие внятных объяснений по поводу случившегося, нежелание разговаривать с людьми о наболевших социальных проблемах ― все отвратительнейшие симптомы сложившейся в стране бесчеловечной системы проявили себя здесь в наихудшем виде.
Как будто власти специально напрашиваются на потрясения ― так можно даже лояльное население превратить во врагов. Вспомните только последние месяцы. Трехтысячный митинг в Муроме против строительства АЭС. Двухтысячный митинг в Иркутске против слива ядовитых отходов в Байкал. Пятитысячный митинг в Екатеринбурге против несогласованной с гражданами застройки площади Труда. Совсем недавно, 17 мая, трехтысячный митинг в Туапсе против балкерного терминала. Сейчас ― Междуреченск.
И всего этого можно было бы избежать. Если бы власти хоть во что-то ставили граждан собственной страны.