Цивилизация
Экономика вполне может регулировать дальнейший рост человечества, избегая всяких мальтузианских кризисов и не допуская попадания в жесткую зависимость от ограниченных природных ресурсов. Последний кризис показывает это со всей очевидностью.
Парадокс скачка цен на фоне изобилия ресурсов
В прошлой статье мы остановились на том, что мировые цены в середине нулевых годов неожиданно резко выросли, за каких-то три-четыре года:
— втрое на энергоносители и металлы;
— вдвое на продовольствие;
— впятеро на удобрения.
И этому не предшествовали ни резкий скачок физического спроса на эти товары, ни резкое сокращение их производства.
Сам мировой кризис 2007–2008 годов по форме произошел как банковский кризис, и именно к этому было приковано внимание общественности всего мира. Но под этой внешностью скрывалась настоящая причина кризиса – резкий скачок цен на основные биржевые товары, настолько резкий, что рынок обязательно должен был обвалиться, как «мыльный пузырь» — лопнуть. По существу, основа всех банковских проблем состояла именно резком падении мировых биржевых цен. Но, чтобы понять, почему они упали, сначала надо выяснить, почему они резко выросли.
Если посмотреть на динамику мировых цен за последние полвека (статистика доступна на сайте Мирового банка с 1960 года), то мы увидим, что все это время цены были практически стабильны. За исключением всплеска середины 70-х годов, связанного со скачком нефтяных цен.
Задумаемся: цены практически стабильны, а доходы растут. Это означает только одно — относительное удешевление ресурсов. Это значит, что их очень много: мир последние полвека развивался в ситуации явного изобилия ресурсов.
И вдруг, когда не произошло ничего радикального с точки зрения доступности ресурсов или потребности в них, резкий скачок цен.
Это кажется парадоксальным нарушением экономических законов. Но экономические законы никто не отменял. Они столь же объективны и независимы от воли человека, как и физические.
Кусок железа тонет в воде, однако железные корабли плавают. Архимед, купаясь в ванне, обнаружил некие силы, которые успешно противостоят тем, которые обнаружил Ньютон, получив яблоком по голове. И тут нет никакого противоречия. Речь идет о сложении нескольких сил, о выходе за пределы действия одного-единственного закона гравитации к более широкой картине мира.
Точно так же и в экономике.
Очевидно, раз не было изменений со стороны предложения (что явно указывает на немальтузианский характер кризиса: ресурсов по-прежнему изобилие), значит образовался огромный «карман» дополнительного спроса на ресурсы. Причем спроса не физического, т. е. не имеющего целью потребление ресурса. Спроса промежуточного.
Читатель, конечно, уже понял, что я так издалека захожу, просто чтобы вполне банально указать на финансовый спрос — на фьючерсы на сырье. Это «карман», или «флюс», финансового спроса на ресурсы, не связанный с их фактическим потреблением.
Очевидно, что такой «флюс» долго существовать не мог. По всем законам экономики он мог существовать, только пока рос, причем рос по экспоненте, подпитываемый положительными обратными связями. Он резко надулся в середине нулевых и потом лопнул, оставив нам банковский и экономический кризис. И нас, не понимающих, что происходит...
Финансирование парадокса
Конечно, этот ответ не достаточен для понимания причин кризиса. В самом деле, откуда вдруг взялись деньги для финансирования этого дополнительного финансового спроса на ресурсы, этого «флюса»? Никакой особой денежной накачки в середине нулевых годов не происходило.
Очевидно, деньги уже были на рынке, только «размазанные» тонким слоем по всем финансовым инструментам. И вдруг появились инфраструктура и механизмы концентрации этих денег в достаточно узких секторах — и они устремились туда. Деньги «пылесосились» по всем финрынкам и бросались в спекуляции фьючерсами на сырье.
Соответственно встает два вопроса: что это за инфраструктура и откуда взялись эти явно излишние деньги вообще?
Ответ на первый вопрос интересен скорее профессионалам финансового рынка. Это тема про то, как были отменены ограничения на спекуляции для комбанков, как возникли сложные структурированные ценные бумаги, как ипотека смогла секьюритизироваться (превратиться в ценные бумаги, высоколиквидные на рынке) и т. д. Для наших целей вопросы эволюции финансового инжиниринга не очень интересны.
А вот второй вопрос принципиально важен.
Чтобы понять, откуда взялись эти деньги, надо определить – чьи они?
Сразу отвечу. Анализ матрицы финансовых активов и обязательств показывает со всей очевидностью: это не какая-то необеспеченная эмиссия центробанков, и это не деньги государства или крупных корпораций. И государство, и корпорации черпают ложкой из одной-единственной миски — у населения. Это деньги домохозяйств, которые хранят их в банковской системе.
А как называется излишек денег у населения? Богатство.
Люди стали настолько богаты, что после удовлетворения всех их потребностей у них остаются лишние деньги. Эти деньги в финансовой системе запускаются в работу — они создают новые деньги путем выдачи кредитов, финансирования инвестиций, спекуляций и т. д. Богатство создает новое богатство.
И, как только выясняется, какой именно сектор начинает расти быстрее, деньги устремляются туда со всего рынка. В нулевые годы это оказались сектора инвестиционных ценных бумаг (как консервативная высокорейтинговая часть инвестиций, приобретаемая для получения фиксированного процента, при этом со сверхвысокой доходностью +15% годовых) и фьючерсы на биржевые товары (как спекулятивная часть, т. е. приобретаемая ради роста стоимости актива).
Предкризисное ралли в ценах на недвижимость и биржевые товары в конечном счете было профинансировано именно деньгами населения — редко когда напрямую, обычно через посредство инвестбанков, различных инвестпредложений обычных комбанков, институциональных инвесторов (пенсионные и страховые фонды) и т. п.
Конечно, в данном случае идет речь о некоем среднестатистическом потребителе. Но если присмотреться к нему внимательно, то можно увидеть, что большая часть населения живет, расплачиваясь с долгами и копя деньги на пенсионных и инвестсчетах. Бедные не копят ничего. Небольшая прослойка богатых наращивает свое богатство на финансовых операциях. Рост богатства общества стимулируется ростом расслоения населения (чем богатые богаче, тем они больше инвестируют), и наоборот, богатые богатеют за счет хороших процентов с инвестиций, у бедных инвестиций нет — и расслоение только увеличивается.
«Слабые» экономические обратные связи
Итак, кризис произошел не из-за больших долгов (как говорят некоторые либералы) или недоплаты доходов наемному персоналу (как сказали бы марксисты), а именно из-за богатства общества.
Это означает, что, по мере роста богатства, в обществе включаются процессы, которые:
— тормозят сам рост богатства (ограничивая экономический рост);
— тормозят потребление ресурсов (потому что они становятся дороги).
Скачок цен при изобилии ресурсов означает включение неких обратных стабилизирующих связей, которые раньше не работали и которые начинают работать только при достаточном росте богатства.
Главный вывод заключается вот в чем: общество имеет не только мальтузианские отрицательные обратные связи, связанные с физическим ограничением по ресурсам (еде, нефти и т. п.), – их можно назвать «сильными», потому что они действуют жестко, даже жестоко, через смерть (голод, войны, болезни). Но общество имеет и некие «слабые» отрицательные обратные связи, которые приводят к тому же результату, что и «сильные» связи (прекращение безудержного экономического роста и экономия ресурсов), но мягко. «Слабые» обратные связи носят чисто экономический характер. Но, несмотря на мягкость, они действуют столь же неотвратимо, как и «сильные».
Как действуют «слабые» отрицательные обратные связи?
Пока общество растет с ограничением по физическим ресурсам — действуют «сильные» обратные связи, регулирующие его численность. Но когда общество достигает изобилия ресурсов, оно все равно перестает расти из-за действия «слабых» отрицательных обратных связей. Изобилие ресурсов означает богатство общества. По мере роста богатства, излишек этого богатства стимулирует рост цен на ресурсы (в виде финансовых активов), что делает дальнейший экономический рост излишне дорогим, и поэтому он тормозится. Кроме того, дороговизна ресурсов запускает инвестиции в:
— добычу более дорогих материалов и источников энергии, что приводит к возобновлению ситуации изобилия ресурсов;
— альтернативные материалы и источники энергии, что приводит к их диверсификации;
— экономию ресурсов и энергии;
— рециркуляцию материалов и переходу к возобновляемым, неиссякаемым источникам энергии.
Таким образом общество без какого-либо действия «сильных» мальтузианских связей регулирует обеспечение себя материалами и энергией, не доводя дело до физического исчерпания ресурсов.
Кризис 2007–2009 годов — первый в истории кризис от изобилия.
Первый кризис, вызванный «слабыми» экономическими обратными связями.
Параллели
Нельзя не увидеть очевидные параллели. Точно такая же ситуация, как и с описанными выше «слабыми» экономическими связями, наблюдается с демографической динамикой.
Высокая смертность — показатель неблагополучия общества. И на это общество реагирует однозначно — высокой рождаемостью: иначе не выжить. Так было многие тысячелетия истории.
Но, как только смертность падает и растет продолжительность жизни, общество воспринимает это совершенно однозначно — как благополучие (аналог экономического «богатства»). И реагирует на благополучие тоже вполне однозначно — резким снижением рождаемости (высокая рождаемость уже не нужна для выживания вида).
Не будучи связанным в своем росте физическими ограничениями среды (т. к. имеется ситуация «изобилия ресурсов»), человечество тем не менее резко снижает свою рождаемость (до уровня простого воспроизводства и даже ниже), что ведет к стабилизации и сокращению численности населения.
Мы видим этот процесс в развитых странах, в которых достигнуто благополучие и богатство. Развивающиеся страны устремлены в догоняющий рост, но можно видеть, что по мере нарастания благополучия и богатства в них тормозится и демографический, и экономический рост. Конечно, это процессы неравномерные и жестко не связанные между собой, но в глобальном масштабе наблюдаемые несомненно. Что совершенно не случайно. Но об этом как-нибудь в другой раз.
