За последние пару лет, на протяжении которых Украина переживает бурные политические события, внешние наблюдатели привыкли смотреть на эту страну под определенным углом зрения — как на трофей в геополитической борьбе между Россией и Западом. В Москве подобный подход декларируется почти официально, в европейских столицах и за океаном мало кто заявляет об этом открыто, зато многие именно так думают. Иными словами, Украина чуть ли не по определению считается не субъектом, а объектом международной политики.
Как ни странно, для украинских политиков такая ситуация создает вполне комфортную ситуацию. Позиционирование на шкале «прозападный — пророссийский» зачастую избавляет от необходимости формулировать четкую и конкретную программу решения насущных проблем.
Однако в преддверии парламентских выборов, от исхода которых во многом зависит будущее направление развития, очевидно, что подобный подход себя исчерпал.
Месяц назад комиссар ЕС Гюнтер Ферхойген, идеолог последней волны расширения Европейского союза, заявил: «Через 20 лет членами Евросоюза будут все европейские государства, кроме тех постсоветских стран, которые не входят туда сегодня». Европейские чиновники даже в разгар оранжевой революции тщательно выбирали выражения, чтобы не дай бог не поселить в украинских коллегах избыточные ожидания. Однако столь однозначного негативного вердикта в отношении европейских перспектив Украины пока, пожалуй, еще не звучало.
С другой стороны, декларирование пророссийской позиции отныне уже не обещает экономических преференций. Трудно представить себе, что в случае успеха на выборах в Верховную раду Партии регионов и формирования правительства с ее участием «Газпром» вдруг сменит гнев на милость и снизит цены на голубое топливо. Возможно, конечно, некоторые оживление дискуссий об участии Украины в едином экономическом пространстве. Однако в лучшем случае вернется ситуация эпохи Кучмы, когда переговоры о ЕЭП служили инструментом для достижения иных, в основном политических, целей.
Впрочем, состав новой украинской власти по итогам предстоящих выборов будет, судя по всему, очень неоднородным. Придется искать сложные компромиссы, достижение которых потребует серьезных уступок со стороны как прозападных, так и пророссийских сил. Такое положение принято считать свидетельством слабости и нестабильности Украины. На это, однако, можно посмотреть и иначе.
Именно в тяжелом процессе согласований внутренних интересов формируется (с большим трудом) украинская политическая идентичность. А вместе с ней возникают и осознанные внешние интересы.
В 1990-е годы главным стимулом для прогресса стран Восточной и Центральной Европы служила перспектива войти в Европейский союз и, соответственно, политически отгородиться от России — окончательно и бесповоротно. Украина такой возможности лишена. Во-первых, как честно признался Ферхойген, членства в ЕС ей никто не обещает. Во-вторых, масштаб взаимозависимости с Россией не позволяет в обозримом будущем дистанцироваться от Москвы. В подобной ситуации залогом успеха может стать только проведение самостоятельной, даже эгоистичной политики, которая доказывала бы жителям страны, что приоритетом власти является защита их интересов, а не попытки вписаться в чью-то геополитическую игру.
С этой точки зрения непонятно, как достижению целей развития страны будет способствовать, например, членство Украины в НАТО. При благоприятном для украинских сторонников Североатлантического альянса сценарии официальный план действий относительно членства может быть принят уже осенью этого года. Это должно продемонстрировать: движение Украины на Запад продолжается — жест символический, но в общем бессодержательный. Не надо объяснять, какую реакцию это вызовет в России и как скажется на готовности Москвы вести конструктивные переговоры по экономическими вопросам. По большому счету воспрепятствовать сближению Украины с НАТО Россия не может, но создать для соседа условия наименьшего благоприятствования — вполне. Спрашивается, ради чего такой риск? Понятно, зачем это Вашингтону. А Киеву?
Как ни странно это прозвучит, Украине следовало бы занять на ближайшие годы ту же позицию, которую декларирует в качестве своей цели сегодняшняя Россия. Прагматически настроенная региональная держава, не связывающая себя избыточными обязательствами в отношении кого бы то ни было и добивающаяся своего на тех направлениях, на которых это возможно.
Киеву следует попытаться превратить свой промежуточный статус из недостатка в преимущество, которое предоставляет свободу рук и гибкость.
Это трудно именно в силу того, что могущественные соседи вовсе не привыкли смотреть на Киев как на самостоятельного игрока, субъект, а не объект. Однако подобное необходимо еще и в силу того, что только так удастся преодолеть внутренний идейный раскол Украины, население которой в целом делать выбор «или Россия, или Европа» явно не готово. Как, впрочем, не готово оно и становиться пешкой в большой игре, в которую охотно играют стратеги в Москве, в Вашингтоне, а иногда и наиболее азартные в Киеве.
Украина вполне способна — вне зависимости от меркантильных интересов ЕС или России — претендовать на существенную роль в общеевропейской политике. Это почти 50-миллионная держава, достаточно развитая сегодня и имеющая неплохой потенциал для дальнейшего развития. Без сомнения, ключ к этому развитию находится не вне, а внутри страны.